Из книги «Как мы открывали город». Часть III

03.06.2016
Немцовская эпоха

Книга об истории Нижнего Новгорода в конце 90-х годов, о событиях, которые сделали город таким, каким мы его сейчас видим, о «героях» и «злодеях» конца XX века в политической и общественной деятельности Нижнего Новгорода.

17 ноября 2009 года
Борис НЕМЦОВ,
губернатор Нижегородской области
Часть третья Часть первая Часть вторая

Ельцин и цены / «Немцовки»

Я ВСЕГДА ПРИДЕРЖИВАЛСЯ ПРИНЦИПОВ — ДАЖЕ ВО ВРЕД СЕБЕ

Ельцин и цены

Борис Немцов и Борис Ельцин во время поездки по Нижегородской области (1992)
Дмитрий Донской/Президентский центр Б.Н. Ельцина

В самом начале 1992 года, когда только что отпустили цены, Ельцин приехал в Нижний Новгород. Зашли на Мытный. И он захотел купить яблоко.
Спрашивает: «Сколько стоит?» Ему отвечают —10 рублей. Цены неслыханные! Ельцин на меня недовольно смотрит: «У тебя деньги есть?» Ну, нашли ему 10 рублей…

Едем кортежем по площади Горького. Он на гастроном показывает: «Хочу зайти». Ладно, хотя и не договаривались… А в магазине — шум, гвалт, бабушки ценами возмущаются. И в эту разъяренную толпу Борис Николаевич идет. Народ с авоськами не может поверить своим глазам. Заходим в молочный отдел, подходим к прилавку. Масло сливочное — 207 рублей за килограмм. Он спрашивает:

— Сколько стоило масло до 2 января?
— 3 рубля 30 копеек.
А все вокруг кричат
— Борис Николаевич, пенсии никакие, а масло 207 рублей! За неделю — в 50 с лишним раз!
— Но его не было, а теперь есть…
— Пусть лучше по талонам, понемножку! А что толку, что теперь все есть, не укупишь же: месячная зарплата — килограмм масла!
Ельцин поворачивается ко мне:
— Кто установил эти грабительские цены?
Я, поскольку был абсолютно молодой, отвечаю:
— Это сделали Вы.
— Как я?!
— Вы. Вы подписали указ о свободных ценах и свободной торговле. Вот его результаты.
Ельцин вдруг понял, что оконфузился. И говорит:
— Кто директор молокоторга?
А я всего месяц как губернатор, не знаю. Обернулся — рядом стоят Бедняков, Скляров. Спрашиваю:
— Кто у нас директор молокоторга?
— Докукин, — отвечает Иван Петрович.
Ельцин:
— Снять Докукина и доложить! Цены снизить!

Все ценники тут же исчезли с прилавков.
…После этого едем на Автозавод. Настроение крайне плохое. Видяев преподнес хлеб-соль, походили по цехам, Ельцин выступал: «Через шесть месяцев будете жить лучше!» Время обеда. Ельцин захотел зайти в рабочую столовую. Это было ожидаемо. В столовой все такие напомаженные, наутюженные, вилки и ложки из нержавейки, что хочешь на прилавке. Ельцин берет поднос, и мы с ним стоим на пару. Проходит мимо работяга и — громким шепотом: «Все туфта, Борис Николаевич! Все специально к вашему приезду. В основном — мухи, и вилки в сапогах торчат». Ельцин — а у него на подносе винегрет, селедка, еще что-то — разворачивается и говорит: «Пойдемте отсюда!» Тихо. Он оставляет поднос, я тоже (в полном шоке). Видяеву становится плохо. Он прислоняется к стенке:

— Что случилось, Борис Николаевич?
— Нечего пускать пыль в глаза! Я этого не люблю!

И мы быстрым шагом, решительно идем на выход.
Сели в машину и приехали к нему в гостиницу КГБ на Воробьевке. С этой гостиницей, кстати, тоже клоунада. Мы еще когда его заселяли, он глянул на кровать: «Маленькая, не уберусь!» Пришлось менять… И вот мы приехали, он говорит: «Давай выпивать». И показывает на бутылку виски. А я тот еще был выпивоха-то и никак не мог открыть бутылку. Кручу ее и так, и сяк — не получается. Ельцин:

— Ты и бутылку открыть не можешь!

Берет ее своими ручищами и… отламывает горлышко. Стряхивает, чтоб стекла не попали, и наливает. Я как сейчас вижу эти огромные руки, на одной из которых не хватает пальцев, и отломанное горлышко…

«Немцовки»

С Явлинским я был знаком в 90-е годы, когда он писал программу «500 дней». Программа накрылась, поскольку от нее последовательно отказались сначала Горбачев, потом Ельцин. У меня с Явлинским были хорошие отношения, и я пригласил его и его команду «ЭПИцентр» в Нижний. Официально он был моим советником по экономическим вопросам, мы предоставили помещения и т.д.
Главной проблемой в то время была катастрофа со сбережениями. Из-за сильной инфляции вклады обесценились, цены росли на 10—20 процентов ежемесячно. Процент в Сбербанке был ничтожен. Поэтому основной вопрос — как сберечь накопления. Кроме того, из-за сильной инфляции не хватало наличных. Нужны были какие-то средства платежа, даже суррогатные, которые позволили бы людям хотя бы хлеб покупать. И тогда мы придумали облигации Нижегородского займа.

Это был первый в России региональный заем. По нему шла весомая доходность: 150 процентов годовых плюс всякие розыгрыши призов — холодильники, телевизоры и прочее. Заем был суперпопулярным. Народ прозвал облигации «немцовками». Было много всего. Например, пермская фабрика Гознака не хотела их печатать. Я туда прилетел на вертолете. Они:
— Напечатаем через год.
Я дал взятку начальнику — «хохломы» ему привез, икры… Говорю:
— Напечатайте через два дня.
Напечатали. И я на вертолете привез эти «немцовки».

Гайдар тогда, будучи премьером, очень напугался, что это вторые деньги. Но: народ впервые увидел, что не обманули, реально платили дивиденды, реально вручали выигрыши. Люди брали деньги из Сбербанка и покупали эти бумаги. Таким образом мы действительно привлекали довольно значительные деньги населения. Немного позже «немцовки» стали средством платежа за бензин.

Потом был жилищный заем, который впервые в России был номинирован в квадратных метрах. То есть люди не могли купить квартиру сразу, но они могли покупать по метру, по полметра… Идея была такая: человек покупает, а потом предъявляет эти бумаги в жилищное агентство, и ему дают квартиру. Программа называлась «Метр за метром». Она хорошо шла, к примеру, на Автозаводе, где руководство предприятия помогало в покупке этих бумаг. На эти деньги мы построили много жилья. Аналогом стал телефонный заем. Мы начали телефонизировать область.
И уже перед самым моим переездом в Москву на меня вышли представители западных банков с предложением еврозайма — 100 миллионов долларов. Это был первый в России заем региона. Никто не решался — мы стали первыми. Только потом присоединились Москва и Санкт-Петербург. По тем временам это были длинные, очень дешевые деньги — под 8 процентов годовых.

Но в марте 1997 года я переехал в Москву, а заем фактически пришел в сентябре. Его пустили не поймешь на что, и потом все это обусловило банкротство. Были, конечно, объективные факторы, которые не позволяли вернуть заем, — дефолт. Были субъективные — бездарная, бесконтрольная раздача денег.
Здесь есть и моя, хотя и косвенная, ответственность — средства-то давали под мое имя, Россия в то время для Запада оставалась непонятной страной, а меня знали — я говорил по-английски, выступал с лекциями… Но напрямую я не в ответе за разбазаривание — я уже не работал, хотя у меня было много разговоров с нижегородским начальством на эту тему. Я был уверен, что средства надо не проедать, а вложить в развитие инфраструктуры, реконструкцию аэропорта, рентабельные производства… Тяжелая история. Меня потом пытались как-то привлечь, но это оказалось бессмысленно — я этими деньгами не распоряжался…

17.11.2009

Продолжение следует…