18.01.2019
История. Интервью с Борисом Немцовым
Декабрь 2012 года
В субботу, 15 декабря, в Москве на Лубянской площади состоялся несанкционированный «Марш свободы», собравший от 700 человек (данные полиции) до пяти-семи тысяч (данные организаторов). Практически все инициаторы акции, включая Алексея Навального, Илью Яшина, Ксению Собчак и Сергея Удальцова, были задержаны сразу или почти сразу после ее начала. Около полутора часов простояли на Лубянке рядовые участники, затем ОМОН выдавил их в переулки и метро.
Задержано, по данным полиции, 40 человек (по данным «ОВД-инфо» — более 60 активистов). Из-за того, что изначально запланированное шествие так и не было согласовано с московскими властями, акция потеряла если не смысл, то содержание-то уж точно. Цветы к Соловецкому камню и плакаты про то, что президент — нехороший человек: получается, это все, что осталось от многотысячных митингов за честные выборы.
Сквер у Соловецкого камня был забит людьми уже к 15:00, когда «Марш свободы» должен был начаться «официально», то есть по плану организаторов. Представители Координационного совета оппозиции несколько дней пытались согласовать акцию в форме шествия с мэрией Москвы, но безуспешно — договориться не удалось. ГУ МВД по Москве, основываясь на фотографиях с полицейского вертолета (он провисел над Лубянкой почти час), сообщило, что на митинг пришло 700 человек, причем 300 из них — журналисты. Эти данные не вполне корректны: многие возлагали к Соловецкому камню цветы и сразу же уходили, а их место занимали вновь прибывшие. То есть в стоянии на Лубянке участвовали несколько тысяч человек. Таким образом, это была самая массовая несанкционированная акция за последние годы. Однако это не отменяет того, что количество пришедших не идет ни в какое сравнение с разрешенными митингами и шествиями, начавшимися в декабре 2011 года.
Ссылка
Об успешности акции на Лубянской площади, способах мирного свержения власти и своем месте в Российской политике Борис Немцов рассказал в «Предметном разговоре».
17 декабря 2012 года
РАСШИФРОВКА:
М.Ц. Добрый день. Это «Предметный разговор». Меня зовут Мария Цыбульская. Сегодня в гостях студии «Газеты.ru» политик Борис Немцов. Добрый день.
Б.Н. Добрый день.
М.Ц. Давайте мы начнем с того, что вы расскажете, свою оценку, свое мнение, свое отношение к акции протеста, которая на Лубянской площади была в субботу.
Б.Н. Во-первых, я был на Лубянке. Это был морозный субботний день. Достаточно ясный, но было очень холодно. Меня поразила атмосфера. Это было самое теплое место в Москве, именно около Соловецкого камня. Собрались тысячи людей. Полицейские, как обычно, врут, когда говорят, что было семьсот человек. Ну, вообще, к их сводкам относиться надо с иронией.
М.Ц. У них с математикой сложности, да.
Б.Н. У них, по-моему, с мозгами больше сложностей, потому что чем больше они врут, тем меньше им верят. Короче говоря, было, по моим оценкам, где-то от трех до пяти тысяч людей. Безусловно, люди приходили, уходили, не могли остаться просто потому, что замерзали. И люди приходили с цветами, клали их к Соловецкому камню. Говорили друг с другом, общались. Что мне понравилось. Мне понравилась атмосфера. Второе, мне понравилось такое дружелюбное отношение друг к другу. Третье, я должен сказать, что эта акция несанкционированная, но на нее пришло действительно очень много людей. Наверное, это самая многочисленная несанкционированная акция, которая была в Москве за последнее время. Это вам не Триумфальная площадь, где собирается от 50-ти до ста человек, и тысяча омоновцев. Это вам не какие-то иные акции несанкционированные. Это была довольно многолюдная акция.
М.Ц. В чем был ее смысл?
Б.Н. Смысл состоял в следующем. Во-первых, показать, что мы не боимся этой трусливой власти, и мы это сделали. Второе, власть тоже себя во всей красе проявила: барражировал вертолет над Лубянкой, тысячи омоновцев были. Причем, видимо, была команда как-то не допускать на площадь лидеров оппозиции. Мы это поняли. И я приехал прямо к камню на троллейбусе № 45. Должен сказать, что троллейбус был в этот день самое безопасное место, в троллейбусе не было ни одного омоновца, зато было очень много москвичей, которые ехали тоже на эту самую акцию. И все удивились, что вот я на этом троллейбусе доехал до Покровки. Главный лозунг марша, который они нам не согласовали, был «Свободу заключенным», «Нет репрессиям». И мне представляется очень символичным, что вот мы пришли на несанкционированную акцию именно к Соловецкому камню, в память о репрессированных людях.
М.Ц. Вам не кажется, что это начинает напоминать игру в казаки-разбойники такую?
Б.Н. Нет, на самом деле это не так. На самом деле это, я бы так сказал, закалка активистов, и гражданских активистов в первую очередь. На самом деле это был костяк оппозиционного движения, которого не пугают ни омоновские дубинки, ни угрозы, ни шантаж — ничего.
М.Ц. Давайте возьмем оптимистичный подсчет — пять тысяч человек. Закаленные люди, что потом с ними делать.
Б.Н. Во-первых, я очень благодарен этим людям. И я хочу им сказать огромное спасибо за то, что не побоялись ни холода, ни ОМОН, и пришли. Я должен сказать, что это, конечно же, не акция Болотной, это не акция на Сахарова, — это другого масштаба совершенно мероприятие, и другого стиля даже. Конечно, на таких акциях власть не меняется. Я считаю, например, что, если мы хотим изменить ситуацию в стране, если мы хотим развернуть страну от вот этого воровского авторитаризма к демократии, то, конечно, нам нужны гораздо более многочисленные массовые акции. Для того чтобы люди не боялись. А очень многие наши сторонники не пришли, потому что они не хотели рисковать.
М.Ц. По вашим оценкам, сколько бы пришло людей, если бы акция была согласована? Ну, не важно, на той или иной площадке, это не имеет значения.
Б.Н. Трудно сказать, но это были бы десятки тысяч людей. И с точки зрения эффекта это был бы… Ну, конечно, там путинские СМИ говорили, что там опять они все слили, испугались.
М.Ц. Ну, да, семьсот человек, понятно, это можно даже не обсуждать.
Б.Н. Да, семьсот человек. Это не имеет никакого значения. Ну, пришли бы, может быть, 25, 35 тысяч человек. Мы могли бы гораздо более внятно придти с нашими позитивными лозунгами, с требованиями освобождения политзаключенных, с требованиями прекращения вот этих сфабрикованных уголовных дел против узников «6 мая» и так называемых грузинских шпионов, а также всех, кто сидит в тюрьмах по идеологическим мотивам. Мы могли бы придти с лозунгами немедленного проведения в стране политической реформы, прекращения самодержавия, сменяемости власти, независимости суда. Это все очень важные вещи. И, собственно, мы на координационном совете еще на первом это все обсуждали. Теперь я вам могу объяснить причину, почему мы этого не сделали. Это очень интересно, это мало кто знает. Даже продвинутые пользователи интернета так и не поняли, а почему, собственно, мы не согласились на вариант мэрии. Дело в том, что перед тем, как в переговорах с мэрией участвовать, мы обратились к нашим избирателям, к избирателям в координационный совет, с вопросом: настаивать ли нам на Лубянке, или согласиться на компромиссные маршруты, которые предлагают Собянин и Горбенко. И провели голосование в сети, на сайте http://democratia2.ru. И на этом сайте проголосовало больше десяти тысяч человек. При этом, 80 процентов заняли жесткую такую хардкоровскую позицию, типа стоять до конца, позади Москва, Россия, и давайте добивайтесь Лубянки. То есть, больше восьми тысяч человек. А 20 процентов сказали, что надо идти на компромисс. Не учитывать мнение наших избирателей мы не можем. Мы сами избраны этими людьми, мы не можем не учитывать. И поэтому у нас особого выбора не было. Нам сказали наши сторонники, избиратели: бейтесь до конца, — вот мы и бились. Теперь, что не приятно. Неприятно то, что эти восемь тысяч, которые нажали на клавишу…
М.Ц. Не пришли.
Б.Н. Нет, они не пришли. Потому что одно дело, знаете…
М.Ц. Ну, во-первых, наверное, они думали, что если вы будете настаивать, то вы дожмете…
Б.Н. Нет-нет. Одно дело на клавиши компьютера нажимать, другое дело идти по омоновские дубинки. Это просто разного уровня риски. Первый — вообще ничего, в тепле сидишь и что-то там делаешь. А это действительно серьезный риск. Я, например, отсюда сделал такой вывод. Я считаю, что коль скоро нас народ избрал в координационный совет, то нечего на этот народ перекладывать вопросы переговоров с мэрией. Нас избрали — вот мы несем ответственность.
М.Ц. То есть, в следующий раз вы против того, чтобы спрашивать мнение площади, куда идти.
Б.Н. Я считаю, что мы должны отвечать за переговоры с мэрией и за протест. Нас избрали, нам доверили. Если мы плохо будем работать, нас в следующий раз не изберут. У нас в следующий раз выборы, между прочим, на следующий год буквально осенью. Поэтому, ну, зачем перекладывать на людей эти проблемы?
М.Ц. Но ведь, наверное, будет какая-то грань. То есть, допустим, площадку вы не будете спрашивать какую лучше избирателя, а лозунги, наверное, все-таки будут на обсуждении.
Б.Н. Я согласен. Я считаю, что механизм прямой демократии — это хорошее дело. И, кстати, бОльшая часть лозунгов, в том числе и принятые вчера на координационном совете заявления о наших программных политических действиях, они как раз сформировались на основе вот этой обратной связи с людьми. И я, кстати, должен вам сказать, что я считаю огромным успехом, что, несмотря на битву, которую нам пришлось вчера пережить, и не только вчера, и до этого, мы приняли за основу программное заявление координационного совета, где, во-первых, фиксируется общее, что нас объединяет. Мы же там совершенно разные. Там есть деятели культуры, есть либералы, есть националисты, есть левые, есть антифашисты, — там очень много людей. Но выяснилось, что нас очень многое объединяет. Во-первых, мы не считаем эту власть легитимной, поскольку она пришла и захватила Кремль и Думу на основе тотально сфальсифицированных выборов. Раз. Второе, мы считаем, что необходимо от этой воровской путинской системы переходить к демократии. Третье, мы выработали, это невероятная история, политическую программу объединенной оппозиции. Вы можете себе представить, чтобы Тор, Немцов и Удальцов, я называю людей, которые находятся вместе, вместе с Собчак…
М.Ц. Это что было опубликовано вчера, или сегодня утром. Там нет такой прямо программы.
Б.Н. Да. Там есть программа политических реформ. Она включает в себя освобождение политзаключенных. Она включает в себя недопущение одному человеку быть президентом больше двух раз. Она включает в себя сокращение срока президентских полномочий с шести до четырех лет. Она включает в себя отмену политической цензуры в средствах массовой информации. Она включает в себя отказ от «басманного» правосудия и переход к независимому суду.
М.Ц. То есть, вы сошлись на том, что нужно путинский исправить…
Б.Н. Ну, не исправить, надо демонтировать все это. Вот все это безобразие, весь этот цинизм, вранье, воровство и жестокость — с этим надо прощаться.
М.Ц. Меня удивляет, что вы с таким воодушевлением это говорите. Мне кажется, что это год назад было понятно. Я не очень понимаю, в чем сложность была.
Б.Н. Я объясню, в чем дело. Год назад это было все понятно, это было в резолюциях митингов Болотной и Сахарова. Это правда. Но координационный совет без четкого и ясного вот такого программного заявления не мог дальше нормально работать, нас бы раздирали внутренние противоречия и конфликты.
М.Ц. Сейчас их не будет?
Б.Н. Будут. Но мне представляется, что у нас общего гораздо больше, чем различий. Мы не будем обсуждать программу пенсионной системы, мы не будем обсуждать программы социально-экономические, мы не будем обсуждать налоги. Потому что у каждого из нас свой взгляд, как обустроить Россию в социально-экономическом плане. Но мы знаем твердо, что пока в стране народ не имеет права избирать свою власть, пока в стране не будет сменяемости власти, пока в стране не будет независимого суда, пока не будет в стране свободной печати и не будет можно обсуждать свободно темы, в том числе и неприятные для режима, до этих пор перспектив у России нет никаких, ни в социальной сфере, ни в экономической сфере, ни в какой. Ни в борьбе с коррупцией, — ничего это нет. Поэтому я считаю, что принятие этого документа — это огромный шаг вперед. Правда, еще он только в первом чтении принят, его надо будет принимать с поправками. Но я надеюсь, что на следующий год, в январе мы соберемся и это сделаем.
М.Ц. Извините, я вас перебью, потому что мне очень важно это понять. Иначе мы потом забудем. В вашем представлении, вот то, что сейчас происходит внутри координационного совета, вокруг него, это вообще альтернативная политическая сила, и вы дойдете, условно, если мы берем оптимистичный сценарий, вы доходите до точки свершения власти, а дальше рассыпаетесь каждый на свою партию уже заново. Или это вообще просто способ собрать людей и опять выйти на площадь. Я просто не очень этого понимаю. Что это за структура-то такая?
Б.Н. Я вам объясню, Мария. Это — оппозиционный парламент. Вот что это такое. В этом оппозиционном парламенте, избранном людьми, за нас голосовало более 80-ти тысяч человек, что, конечно, не все население страны, но это наиболее активные люди.
М.Ц. Мягко говоря.
Б.Н. Мягко говоря, да. Но это уникальное такое образование, которое создано вопреки желанию властей. Вы знаете, как власть сопротивлялась. Против наших товарищей в КС возбуждаются уголовные дела. Леонид Развозжаев, например, сидит в Лефортово по сфабрикованному делу.
М.Ц. Сейчас я еще спрошу, почему вы отказались финансировать его адвокатов.
Б.Н. Да, это я вам, в частности, с удовольствием на это отвечу, потому что мы не отказались. Понимаете, мы находимся под диким прессингом власти. Власть безумно боится объединения разных политических сил, пусть даже вот в такие структуры, как оппозиционный парламент. Дальше, мы отлично понимаем, что у нас разные взгляды, разные представления о жизни, о судьбе страны. Но мы также понимаем, что для того, чтобы страна двигалась вперед, нужно вернуть в страну выборы. И мы хотим, чтобы они прошли честно.
М.Ц. Как вы этого будете добиваться?
Б.Н. Вот в этом программном заявлении написано, что будет разработана «дорожная карта» перехода от диктатуру, или авторитаризма, перехода к демократии. Эта «дорожная карта» будет исходить из следующих базовых принципов. Первое: мы будем использовать исключительно мирные методы борьбы. К ним относятся, к этим методам, митинги, демонстрации, забастовки, акции гражданского неповиновения. То есть, все то, что допускается российской Конституцией. Это раз. Второе, многие из наших товарищей будут участвовать в выборах. И, кстати, если уж говорить о последнем заседании координационного совета, то принято важнейшее вчера было решение о том, что координационный совет проведет праймериз по выдвижению единого кандидата на пост губернатора Московской области. Я, например, лично считаю, что у Геннадия Гудкова есть высокие шансы стать таким единым кандидатом. А у нас, у координационного совета, есть площадка, где эти праймериз можно провести. Причем, как в онлайне, так и в оффлайне, можно провести их как угодно. И еще будут выборы на следующий год мэра Екатеринбурга, и там тоже мы готовы провести праймериз. Это важнейшее решение. То есть, второе — это участие в выборах.
М.Ц. Политическая борьба.
Б.Н. Да. Первое — это протесты, второе — это участие в выборах, и третье, крупное, — это просветительская деятельность. Вы знаете, чем я занимаюсь. Я выпускаю доклады антикоррупционные. Последний — «Жизнь раба на галерах» — стал бестселлером, который уже вся страна знаете. К счастью, больше двухсот тысяч экземпляров мы раздали на улицах наших городов. Несмотря на мороз, будем раздавать их дальше. Прямо перед Новым годом я надеюсь тоже в этом поучаствовать. Алексей Навальный занимается, вы знаете, «Доброй машиной правды». Пионтковский занимается тоже выпуском своих книг, а также публицистикой. Дима Быков, вам не надо говорить, член координационного совета, он тоже этим занимается, хотя, может быть, и будет это отрицать. Короче говоря, каждый занимается просветительской работой. Это очень важно, потому что в атмосфере лжи и обмана понять, где правда и где ложь, трудно. Я вам пример приведу. Депутаты Госдумы собираются запретить усыновлять детей-сирот США. Закон будет называться «Имени Димы Яковлева». Но я считаю, что депутаты от этой партии решили отомстить детям-сиротам за убийство Магнитского. Я так считаю. Дима Яковлев — это маленький ребеночек, который был усыновлен в США. В 2008-м году он трагически погиб: его отец забыл в машине, машина нагрелась, было очень жарко — и он погиб. Отца его судили, но он не сидит. Это вызвало бурю протестов и в Америке, и в России. Генеральный прокурор Соединенных Штатов, я подчеркиваю, не Чайка, сказал, что это неправосудное решение. Но, тем не менее, депутаты из «Единой России» сидели и молчали, все четыре года, в 2008-м году он погиб, — они молчали, ничего не говорили. Потом, наоборот, они приняли решение о том, что надо усыновлять, чтобы американцы могли усыновлять, подписали с американцами договор.
М.Ц. То есть, вы говорите, что это подмена понятий: убиенного ребенка — на коррупционные скандалы и смерть Магнитского.
Б.Н. Более того, они же не это сделали…
М.Ц. А вам кажется, что в России вообще людей так сильно волнуют крупные коррупционные скандалы, о которых пишете вы, говорит Навальный. Так ли это возмущает? Вот сейчас коррупционный скандал вокруг Минобороны. Миллиарды хищений. В центре скандала — «Рособоронсервис», кто-то сидит, кто-то не сидит, кто-то сидит в тринадцати комнатах и разрешают встречаться с любовником.
Б.Н. Хороший, да, такой арест?
М.Ц. Нормальный арест.
Б.Н. Я думаю, многие девушки бы позавидовали бы такому аресту.
М.Ц. Ну, опять же, можем сравнить с участницами группы Pussy Riot. Тут танцуют и сидят, там воруют и сидят в тринадцати комнатах. Много у нас акций протеста проходит сейчас? Это реально кого-то волнует?
Б.Н. Я вам скажу, это волнует, но народ не готов выходить на улицы из-за этого, это правда. То, что волнует…
М.Ц. Возле суда, даже возле суда, ничего не происходит.
Б.Н. Я, Маша, с вами согласен. Еще раз, у нас страна очень пассивная и инерционная. Это такая, знаете, наша проблема. Мы такие консерваторы, вы нас не трогайте, а мы вас не будем трогать. Нас это не касается. Да, кругом эти негодяи воруют, но, собственно, мы ничего с этим сделать не можем. Вот эта пассивность…
М.Ц. Даже ваши сто тысяч человек, которые готовы участвовать в активной…
Б.Н. Эта пассивность — это наша проблема. Наша задача как раз сделать так, чтобы людей активных и смелых было больше. Вот этих пассионарных людей, которые в том числе и к Соловецкому камню пришли, их чем будет больше — тем лучше для России. Это правда. Но, с другой стороны, смотрите, вот мы запрещены к показу на телевидении. Я в «черном списке» вместе с Быковым, Навальным, Удальцовым, с Каспаровым, с Илларионовым, и так далее. С другой стороны, вот опросы, которые проводит «Левада-центр», показывают, что почти 40 процентов граждан считают, что партия «Единая Россия» — это партия жуликов и воров. Это наша работа.
М.Ц. Да это их работа, они сами себя так рекламируют.
Б.Н. Нет, то, что они воруют — это их работа. А то, что о них народ узнал, — это наша работа. Сто процентов. Но они же это скрывают. Они в суд на нас подают, что мы их обзываем, и так далее. Выигрывают, кстати, эти суды. Например, доклад «Путин. Итоги», где мы говорили про то, как дружки Путина стали долларовыми миллиардерами, те же братья Роттенберги, Тимченко, Ковальчуки и так далее, — этот доклад мы выпустили миллионным тиражом. Тираж миллион — это самый большой тираж, который вообще оппозиция могла за эти годы себе позволить. Но меня потрясли социологические исследования, которые не я заказывал. «Левада» опросили людей по всей стране, слышали ли вы о докладе «Путин. Итоги». Вы ахнете: больше двадцати миллионов человек слышали про это. Поэтому, да, цензура, есть проблемы, и так далее, и тому подобное. Есть дикая чирная пиар-кампания против нас. Но двадцать миллионов человек. Тираж — один миллион, а знают двадцать миллионов. Почему — потому что мы предложили довольно такую нетривиальную форму русского самиздата современного. Самиздат современный — это комбинация интернета и печатной продукции. Вот когда это все вместе соединяется, то такой вот резонансный взрывной эффект получается. Я очень горжусь тем, что это происходит. Или вот, допустим, мой товарищ по движению «Солидарности», РПР-ПАРНАСу, Леонид Мартынок, выпустил ролик на следующий день после выступления Путина. Ролик называется «Честное послание Путина». Там говорит Путин, ничего там закадрового голоса чужого нет, но так все смонтировано, что он говорит правду. Он говорит про сырьевой характер экономики. Он говорит, что мы никогда не позволим обществу влиять на власть…
М.Ц. Вам кажется, что если обо всем об этом говорить, то что-то изменится, да?
Б.Н. Я уверен в этом. Многие люди оболванены пропагандой. Даже по поводу этих детей-сирот. Я вам могу сказать, что в российских семьях усыновленные дети погибают, к великому стыду и сожалению, гораздо чаще, в сто раз чаще, чем в американских семьях. Запрещая усыновлять детей за океаном, мы фактически… не мы, а эти негодяи, мстят детям-сиротам. А кто, кстати, мстит? Потомок Молотова, известного подписанта советско-фашистского акта Молотова-Риббентропа, Никонов.
М.Ц. Это немножко сейчас другая все-таки история. Потому что это понятный прием, который все время используется, что нужно обвинить Запад в том, что они делают что-то чудовищное, и таким образом якобы нивелировать проблемы у нас.
Б.Н. Так мы должны объяснять людям, что происходит. Они мстят детям-сиротам, защищая своих убийц.
М.Ц. У меня к вам последний вопрос. Скажите, пожалуйста, ваши политические планы, на почве КС, или без него, в дальнейшей России.
Б.Н. Мои амбиции совершенно очевидны. Я, пока еще полон сил и энергии, должен сделать все, чтобы Россия стала свободной. Это моя цель. Мое место в свободной России значения не имеет. Я уже был таким страшным начальником: я был и преемником президента Ельцина, я был и первым вице-премьером, и членом Совета безопасности, и губернатором довольно успешным, и заместителем председателя Государственной Думы, и руководителем фракции, — кем я только не был. Но, тем не менее, я, как многодетный отец, хочу вам сообщить, я бы хотел, чтобы мои дети все-таки не стремились уехать из России. Я бы хотел, чтобы они жили в счастливой успешной стране. Я максимум для этого буду делать. Дальше, что я буду делать. Я вам могу сказать. Я буду участвовать в акциях протеста, я буду писать доклады. Хочу вам первым сообщить, что доклад на следующий год я напишу, называется «Зимняя Олимпиада в субтропиках». Накануне это будет как раз Олимпийских игр в Сочи. Потому что такого воровства, как Путин придумал на этой Олимпиаде, не знала даже путинская Россия. Всё украли. Цена Олимпиады — больше триллиона рублей. Это дороже, чем все зимние олимпиады за всю историю человечества вместе взятые. Все зимние олимпиады. Я считаю, я обязан это написать. Кстати, они засекретили всю информацию о подготовке к Олимпиаде в Сочи.
М.Ц. А у вас есть факты?
Б.Н. Не волнуйтесь, у меня есть люди, главное. Факты тоже есть, потому что есть люди, которым это все осточертело, не сказать грубее. Просто они уже не могут на это на все смотреть. Они беспредельщики. Они там дорогу построили, которую легче из золота было выложить, знаете, пятимиллиметровым слоем. И, кстати, это не фигура речи. Цена дороги — 160 миллионов долларов за километр — можно было золотую сделать. Или из черной икры такую же дорогу сделать. Я напишу обязательно доклад. Я буду активно участвовать в партийной работе, в том числе и в региональных выборах. Благо на следующий год их будет довольно много: и в Хакассии, и во Владимире, в Екатеринбурге, в Московской области. Я буду, естественно, помогать моим товарищам, и сам буду этим заниматься. В координационном совете, я считаю, мы должны сохранить конструктивный настрой, и не допустить раздрая, уж тем более раскол, и так далее. Я считаю, что нам не надо делать подарки этим негодяям.
М.Ц. Спасибо вам большое. Это был «Предметный разговор». Борис Немцов и Мария Цыбульская. До свидания.
17.12.2012
Nemtsov.ru/old
Текст предоставила Ольга Лехтонен
Видео предоставила Алена Голубева.
Спасибо огромное!