21.05.2018
История. Интервью с Борисом Немцовым
«Литературная газета», WebArchive
Путешествие во власть на воздушном шаре
30 апреля 1997 года
Первый вице-премьер Борис Немцов отвечает на вопросы Михаила Соколова
Недостоин я вовсе писать о финансах, так как сам знаю, что смотрю на наши финансы совсем не с европейской точки и не верую даже, что ее можно к нам приложить — и именно потому, что мы вовсе не Европа и что все у нас до того особливо, что мы, в сравнении с Европой, почти как на луне сидим
(Ф. М. Достоевский)
Разговор с вице-премьером шел о первых шагах его на новом месте: с чем, с какой программой он вышел на федеральную орбиту? Начал он, как известно, с первого распоряжения, подписанного президентом России по настоянию Немцова, о запрете закупок иномарок на бюджетные средства и переходе на использование чиновниками российских автомобилей.
По сведениям социологов, указ одобряют 62% опрошенных граждан. Многим он кажется популистским. Будто из времен политической юности другого Бориса — Ельцина.
М.Соколов. Почему надо начинать свою карьеру с популизма?
Б.Немцов. Ну, во-первых, в стране настолько велика пропасть между властью и людьми, настолько велика разница в доходах, настолько низкий уровень доверия народа к властям всех уровней, что нужны решения, понятные большинству граждан и одобряемые ими. К тому же мое решение и экономически целесообразно. В гараже президента большая часть автомобилей — «Ауди». Их цена — около 40 тысяч долларов США за штуку.
М.С. С таможенными пошлинами?
Б.Н. Да. Цена же хорошей «Волги», если она покупается оптом, колеблется где-то от 15 до 18 тысяч долларов. Еще более важное — эксплуатация. Оказывается, обслуживание иностранных машин обходится очень дорого. «Ауди» — 300 миллионов рублей в год, «Волги» — 150. Таким образом, с точки зрения чисто финансовой экономии бюджета, я считаю, что это безупречное решение. Еще одна сторона дела: на покупку иномарок тратятся средства, которые получены с населения в виде налогов. Кажется абсолютно диким, когда эти деньги тратятся для поддержки зарубежных товаропроизводителей! Например, в Индии, где качество производимых машин ниже, чем у нас, премьер-министр и члены парламента не могут позволить себе такую роскошь, как разъезжать даже на «Волгах». Я уж не говорю об «Ауди» и «Мерседесах». Они ездят на своих, индийских машинах.
М.С. Пример Индии, надо сказать, не сильно впечатляет, поскольку эта страна, мягко говоря, бедная, а местами просто нищая.
Б.Н. Россия, к сожалению, тоже не очень богатая страна. К тому же у нас сильны патриотические настроения. Одно из проявлений этого настроения — стремление поддержать отечественных товаропроизводителей. Меня изумила и, я бы сказал, поразила реакция коммунистов в Государственной Думе, которые, привыкнув путешествовать на «Мерседесах», с возмущением восприняли мое предложение и забыли, что каждый день буквально с утра до вечера твердят с трибуны о необходимости поддержки нашей промышленности. Я понимаю их нежелание оказаться в дискомфортном положении, но я также понимаю, что чиновники не могут в условиях пропасти между богатством и бедностью позволить себе чувствовать себя абсолютно комфортно.
М.С. Но вы становитесь в таком случае впрямую лоббистом Горьковского автозавода…
Б.Н. Никакого лоббизма в моей деятельности не будет. Можно покупать не «Волги», а, например, «ЗИЛы», хотя это и дороже. Но хотел бы заметить, что Горьковский автозавод — это не нижегородское предприятие. Это единственный российский автозавод, который увеличивает объемы продаж каждый год. В качестве справки: за январь-февраль объем продаж «Газелей» (это полуторатонный грузовик) увеличился на 48 процентов, а легковых машин — на 9 процентов. У автозавода около 1000 поставщиков по всей России. Поэтому это решение проблем всей машиностроительной отрасли в целом.
Следующее решение, которое я буду пытаться пробить через правительство и, естественно, через администрацию президента, — это отказ от системы уполномоченных банков России. Абсолютно недопустимо, когда существуют «придворные» банки, имеющие возможность распоряжаться государственными бюджетными и внебюджетными фондами, а все остальные такой возможности не имеют и потому влачат жалкое существование. Это решение положит конец в том числе и лоббистским попыткам привязать к конкретному банку конкретный заказ и конкретное предприятие.
М.С. Борис Ефимович, понимаете ли вы, что, вступая на этот путь, вы ссоритесь не только с аппаратом, но и с тем, что называется «двором», то есть окружением президента?
Б.Н. Я думаю, что не стоит ссориться на ровном месте, но по принципиальным позициям я отступать не намерен. Далее. Так называемый «двор», как вы сказали, он не столь всемогущ, как кажется. Если он видит силу, то отступает.
М.С. Вы считаете себя силой?
Б.Н. В политическом смысле конечно. С точки зрения власти, ныне действующей, мое присутствие в правительстве стабилизирует положение. В какой-то степени. У людей в стране есть определенная надежда, что, возможно, пусть и не мгновенно, но какие-то перемены к лучшему произойдут. То есть я рассчитываю на народную поддержку. Да, она не всеобъемлюща. Да, она не глобальная. Но она есть, и с ней придется считаться даже тем придворным сановникам, которые втайне вершили судьбы страны…
М.С. Ваши союзники сейчас — Чубайс, Мостовой, Кох. Все это грамотные профессиональные управленцы-экономисты, но люди, в отличие от вас, непопулярные. Вы не боитесь, что эта тень непопулярности падет на вас, публичного политика?
Б.Н. Меня трудно с кем-то спутать.
М.С. Вы не опасаетесь?
Б.Н. Нет. Нужно просто всегда вести себя честно и открыто. Естественно, мы сейчас все находимся в одном правительстве и выполняем одну задачу. Да, у нас могут быть разногласия. У нас разная судьба. У нас разное будущее. Но я работаю в команде и не позволю себе никаких публичных и даже непубличных разбирательств с кем-либо, которые приводили бы к конфликтам и как следствие — к параличу действий. Дело в том, что как раз прежнему правительству недоставало решимости и воли. В том числе и политической воли. Политическая воля отсутствовала не в последнюю очередь из-за «внутренних» противоречий, которые были. Я думаю, мы сейчас не можем себе позволить такую роскошь.
М.С. Говорят, вы хотите отменить все льготы?
Б.Н. Льготники должны быть, но помогать надо тем, кто не может сам платить. Льготы должны получать бедные люди. А не все.
К сожалению, Россия превратилась в страну сплошных льгот. У нас что, прокуроры и налоговые инспектора не могут заплатить за квартиру? Да, я понимаю, когда инвалиды, у которых минимальная пенсия, не могут заплатить, я понимаю, когда ветераны войны — заслуженные люди требуют льгот, но я не понимаю, почему государственные служащие должны эти льготы иметь.
Я, например, плачу за квартиру столько, сколько она стоит, президент — платит, а налоговый полицейский — нет. Эти расходы целиком ложатся на местные бюджеты, они нигде не обозначены в федеральном бюджете, и я буду добиваться того, чтобы подобного рода льгот, за которые чиновники сами могут платить, не было. И не только в жилищно-коммунальном хозяйстве, но и на транспорте. Там количество льготников еще больше. Там даже инспекция по борьбе с грызунами бесплатно ездит…
М.С. Что происходит в энергетике?
Б.Н. Гигантские тарифы завышают себестоимость и снижают конкурентоспособность. В России сейчас ситуация различается от региона к региону, в Иркутске тарифы — 100 рублей за киловатт, в Приморском крае — 1500 рублей (для предприятий). Даже в европейской части России разброс цен в несколько раз. Нагрузка падает на предприятия-потребители, они не в состоянии оплачивать услуги производителей, и в итоге вся система просто хиреет.
Тарифы на электроэнергию — это ключевой вопрос. РАО «ЕЭС России» контролирует почти 100 процентов мощностей по производству электроэнергии и тепла. Моя главная идея состоит в том, чтобы сохранить единую энергетическую систему, создав благоприятные условия для конкуренции генерирующих станций. Речь идет о том, чтобы они имели возможность напрямую заключать договоры с потребителями, выплачивая «ЕЭС» тариф за транспортировку энергии.
А сейчас что получается? Атомные станции не могут напрямую дать энергию. Они продают ее РАО «ЕЭС России» по 100 рублей, та перепродает уже по 350. Это обычная спекуляция без всяких затрат. В результате атомная энергетика или ведомственные станции оказываются в полном загоне.
Лишь создание конкурентной среды приведет и к снижению цен, и к началу инвестиционной работы, необходимой для модернизации станций.
Здесь больше прогресса, чем в «Газпроме» и МПС. 8 апреля президент РАО «ЕЭС России» Дьяков в своем докладе дал программу снижения тарифов до конца года на 13 процентов. За счет этого все остальные тарифы тоже будут сдвигаться.
М.С. Можно ли снизить цены на железнодорожные перевозки?
Здесь есть политическая проблема. При нынешних тарифах на грузовые перевозки России как единой страны не существует. Она не существует, поскольку никаких денег не хватит перевезти товар из Владивостока в Москву.
Б.Н. На коллегии МПС мы договорились о том, чтобы вывести на оптовый рынок электроэнергии железные дороги. Это даст снижение цен.
Меня многое не устраивает в работе МПС. Огромное количество экспортных перевозок контролируется швейцарскими компаниями, что является позором для России. Именно там зарегистрированы фирмы, через которые идет фрахт составов на территории России. Даже внутрироссийские перевозки контролируются зарубежными компаниями, это опасно для России. Надо наводить здесь порядок, тем более что президент распорядился немедленно решать эти вопросы.
М.С. Что вы будете делать с «Газпромом»?
Б.Н. Это очень мощная монополия, которая определяет лицо России за рубежом и является гордостью России. Один процент акций концерна стоит 1 миллиард долларов. «Газпром» стоит 100 миллиардов долларов, это самая дорогая компания России. И мы должны, с одной стороны, сохранить ее мощь на международных рынках, а с другой стороны — контролировать ее действия внутри страны, чтобы тарифы на газ, как и действия компании в качестве монополиста, были ограничены. Заниматься регулированием компании придется. Главное направление — сохраняя единство транспортной системы, добиться четкого обоснования тарифов на газ и пресечения монополистических действий, которые больно ударяют по жизни регионов.
М.С. А перед Рэмом Вяхиревым, оставив 35 процентов акций у него в трасте и получив обещания выплатить долги бюджету, вы не отступили?
Б.Н. Будет платить деньги…
М.С. Жилищный вопрос в России волнует всех…
Б.Н. Особое значение будет иметь возрождение ссуд и ипотечного кредита. Я думаю, Сбербанк мог бы за это взяться.
Пока инфляция довольно высокая, ждать от коммерческих банков, что они начнут кредитовать на 10-15 лет граждан, не приходится. Эта проблема связана с подавлением инфляции. Чем сильнее мы ее подавим, тем больше шансов, что люди смогут взять долгосрочные ссуды, чтобы приобрести или построить себе жилье.
М.С. Как вы считаете, реформы в духе нижегородских сейчас продолжаются, только уже на федеральном уровне? Вы чувствуете, что за проведенное на новом посту время достигнут какой-то прогресс?
Б.Н. Пришло понимание того, что без этих реформ не обойтись. Вот, например, я встречался с мэрами северных городов. И они, заявляя, что уже почти год не выплачиваются детские пособия, согласились с тем что сама система социальной защиты, которая в России сложилась, неработоспособна, ее нужно менять. Они знают проблемы коммунального хозяйства и готовы приступить к жилищной реформе, без особого нажима со стороны первого вице-премьера.
Говорить о том, что реформы будут осуществляться стройными рядами, бессмысленно. Это не похоже на программу «500 дней». Чем грамотнее и инициативнее глава местного самоуправления, тем быстрее он приступит к делу. Роль федеральной власти в том, чтобы оказать техническую помощь и стимулировать сокращение бюджетного дефицита на местном уровне за счет поддержки с помощью международных проектов Мирового банка или дополнительных инвестиционных проектов, которые финансируются из федерального бюджета.
30.04.1997
Михаил Соколов
Источник: WebArchive
Оригинал «Литературная газета»