Надо что-то сказать. Но лучше помолчать, так, было, решила, однако, скопирую два текста.
Евгений Шестаков:
Власть стареет, морщин все больше, извилин меньше. Махать флагом, с которым предки шли в бой, все трудней. Но другого у нее нет. У них. Которые расселись, как мухи на больной лошади, и доедают то, на чем едут.
Этот текст я написал много лет назад, это мой маленький плакатик, с которым я сижу дома. Мы все сейчас сидим дома. Власть тоже. Но глубже. И машет нам из бункера лентами, флагом и кулаком.
Победа, победа… Два людоеда подрались тысячу лет назад. И два твоих прадеда, два моих деда, теряя руки, из ада в ад, теряя ноги, по Смоленской дороге по старой топали на восход, потом обратно. «… и славы ратной достигли, как грится, не посрамили!
Да здравствует этот… бля… во всем мире… солоночку передайте! А вы, в платочках, тишей рыдайте. В стороночке и не группой. А вы, грудастые, идите рожайте. И постарайтесь крупных. Чтоб сразу в гвардию. Чтоб леопардию, в смысле, тигру вражьему руками башню бы отрывали… ик! хули вы передали? это перечница…»
А копеечница — это бабка, ждущая, когда выпьют. Давно откричала болотной выпью, отплакала, невернувшихся схоронила, на стенке фото братской могилой четыре штуки, были бы внуки, они б спросили, бабушка, кто вот эти четыле…
«Это Иван. Почасту был пьян, ходил враскоряку, сидел за драку, с Галей жил по второму браку, их в атаку горстку оставшуюся подняли, я письмо читала у Гали, сам писал, да послал не сам, дырка красная, девять грамм.
А это Федор. Федя мой. Помню, пару ведер несу домой, а он маленький, дайте, маменька, помогу, а сам ростом с мою ногу, тяжело, а все-ж таки ни гу-гу, несет, в сорок третьем, под новый год, шальным снарядом, с окопом рядом, говорят, ходил за водой с канистрой, тишина была, и вдруг выстрел.
А это Андрей. Все морей хотел повидать да чаек, да в танкисты послал начальник, да в танкистах не ездят долго, не «волга», до госпиталя дожил, на столе прям руки ему сложил хирург, Бранденбург, в самом уже конце, а я только что об отце такую же получила, выла.
А это Степан. Первый мой и последний. Буду, говорит, дед столетний, я те, бабке, вдую ишо на старческий посошок, сыновей народим мешок и дочек полный кулечек, ты давай-ка спрячь свой платочек, живы мы и целы пока, четыре жилистых мужика, батя с сынами, не беги с нами, не смеши знамя, не плачь, любаня моя, не плачь, мы вернемся все, будет черный грач ходить по вспаханной полосе, и четыре шапки будут висеть, мы вернемся все, по ночной росе, поплачь, любаня моя, поплачь, и гляди на нас, здесь мы все в анфас, Иван, Федор, Андрей, Степан, налей за нас которому, кто не пьян…»
© Евгений Шестаков
Дмитрий Шишкин:
По поводу “недружественных стран”. Постараюсь без лишних эмоций, в основном, фактаж:
Один из моих прямых родственников был награждён боевыми медалями Союзников по Антигитлеровской Коалиции. Другой до последних дней благодарил Союзников за Ленд-Лиз, без которого СССР не получил бы один лишь ценнейший авиационный алюминий (заводы по его изготовлению на территории советов были уничтожены бомбардировками.).
А ведь кроме алюминия, от Союзников были те самые, “наркомовские” сто грамм водки. Спирт был Ленд-Лизовским. И грузовик для “Катюши”, конструктор который был расстрелян своими. И даже пуговки на дедовой гимнастёрке отшампованы в славном Чикаго. (Не путать с Гімна-Стьоркой на ПобедоБесах- покрой одинаков, смысл разный).
В Москве, которая по юмору Господа, является мне родным городом, на Поклонной Горе есть памятник Союзникам по Антигитлеровской Коалиции. Сняв недалеко от этого памятника немало профайлов самым разнообразным райдерам (скейтборд, ролики, BMX), я всегда вспоминал о чём и кому этот памятник. И имею мнение, что за слово “пuндос”, следует расквасить щи его сказавшему также, как и за слово “х…хол”, которое мой русский дедушка ещё в конце сороковых, правильно считал оскорблением украинского народа (а услышал он его от вертухая в советском концлагере, уже после победы и месяцев госпиталей).
Его это настолько покоробило, что он отчётливо описал это событие в лагерных мемуарах. А на воле в то время умирал тесть моего дедушки. Такой же фронтовик артиллерист, как и он сам. Совок решил не лечить туберкулёз своему Защитнику. А его зятя швырнул в КарЛаг.
Ещё? Да пожалуйста:
Эстонский художник Юло Соостер и мой дедушка, в лагерях подкармливали друг друга, чтобы не загнуться от голодной смерти. “Политическим” такой уход грозил куда сильнее, чем остальным з/к. Это называлось “Однохлебки”.
И, пока мне это позволяет моё фактическое гражданство, я хочу попросить прощения у стран Союзников. Ибо они, мои соотечественники, как раз ведают, что творят- они предают Память. Называя себя “единственными победителями”, они пытаются узурпировать преданную Память.
Ось чому я згоден зі словами “Ніколи знову”. Я не хочу, щоб таке пекло в реальному житті, мало шанс на повторення знову. Ніколи!
Возвращаясь к списку “недружественных”, закончу парой слов его составителям: спасибо за список тех, с кем надо дружить. После получения моей благодарности, вежливо прошу составляльщиков пройти на …
Dmytro Baldr
Памятник Странам-участницам Антигитлеровской коалиции (Москва)
