23.06.2018
Интервью
DW
Лауреат премии Немцова: Власть в РФ прошла точку невозврата
Четвертый год Надежда Митюшкина не дает исчезнуть стихийно возникшему на мосту перед Кремлем «народному» мемориалу в память о Борисе Немцове. В этом году Митюшкина стала лауреатом премии его имени.
Надежда Митюшкина не очень любит быть на виду. Именно потому, что «ее систематический ежедневный труд» и вклад в развитие демократического движения в России мало заметен, это решил отметить совет Фонда Бориса Немцова, выбрав Митюшкину, члена политбюро федерального политсовета демократического движения «Солидарность», лауреатом премии Немцова за смелость в 2018 году.
В интервью DW она как будто стала даже оправдываться за то, что получила награду, перечислив все те задачи, которые выполняет изо дня в день: получилось внушительно.
DW: Вы говорите, что неловко получить премию. Почему?
Надежда Митюшкина: Понимаете, всегда очень трудно находиться в одном списке с людьми, которые реально сейчас сидят за решеткой. Независимо от того, насколько они связаны с политикой. Олег Навальный, который не был в политике, но сидит за брата. Или Юрий Дмитриев, который сидит или, точнее, сейчас находится под уголовным преследованием за то, что восстанавливает нашу историю. Или Оюб Титиев. Чеченский «Мемориал» — у него отдельная и очень тяжелая ситуация.
Кирилл Серебренников, который находится под домашним арестом — тоже непонятно за что, на самом деле. Помимо политического движения «Солидарность», я еще состою в Союзе солидарности с политзаключенными и там много чего делаю. И я понимаю, как тяжело семьям (политических заключенных), как тяжело помогать. Из-за этого есть определенная неловкость.
— Но на вручении премии член правления «Мемориала» Александр Черкасов, наоборот, с облегчением отметил, что — лучше, когда можно наградить кого-то, кто не за решеткой.
— Черкасов просто хорошо к нам относится. Но начнем с того, что его жена — наша соратница, и меня обычно на мосту (Большом Москворецком мосту, где находится народный мемориал памяти Борису Немцову. — Ред.) сменяет именно она, очень часто. Потом, «Мемориалу» мы тоже помогаем, есть акция «Возвращение имен» (ежегодная акция 29 октября, посвященная жертвам политических репрессий, во время которой зачитываются имена жертв сталинского террора. — Ред.).
— Каждую неделю вы приходите дежурить на мосту, который теперь все чаще называют Немцов мост. С какими чувствами?
— Знаете, страшнее первого прихода на мост, в ту ночь, когда Борю убили, ничего не было. Мост виден, поэтому все про него говорят. А на самом деле мы также присматриваем за кладбищем, а еще за табличкой на его доме. Если вы заглянете в мой телефон, то увидите, что сегодня мне уже дважды присылали фото оттуда девочки наши из «Солидарности» — одна утром заехала, другая — днем, и часть увядших цветов поменяла.
У нас есть чат, куда все присылают фотки и, если есть проблемы, сразу пишут. Все время, пока шел суд над убийцами, на каждом заседании кто-то из «Солидарности» стоял с одиночным пикетом. Понимаете, год по три-четыре раза в неделю. В основном, пожилые, кто не работает, но все равно — стояли. Мы всё это организовывали — график, кто кого страхует. Поэтому для меня мост — это только кусочек памяти и жизни.
«Солидарность» — последняя Борина организация, и в память о нем мы должны что-нибудь делать. У нас было четыре направления: уличные акции, марши Немцова — я всегда в организаторах. В этом году мы сделали выставку о последних годах Бориса. Работы много разной: мы еще всегда помогаем на акциях Навального.
Борис писал доклады. Просвещение всегда было темой. Это подхватил Илья Яшин, который выпустил уже несколько докладов. Мы помогали с распространением. Выборы — вы знаете, что «Солидарность» захватила Красносельский район Москвы. Это все делают одни и те же люди. В поддержку политзаключенных мы организуем 8-10 небольших благотворительных концертов в год и собираем 600-700 тысяч в год. Все они уходят на адвокатов, на поддержку семей, на посылки. Тем, кто вышел, выделяем сразу 20 тысяч, чтобы человеку было, что есть.
— Очень много работы. Но я хотел бы вернуться к мемориалу на мосту. Его пытались разрушить около 80 раз, включая московские власти. Что это за люди приходят? Вы с ними говорили?
— Там есть разные ситуации. Если приходят из «Гормоста», то это обычно таджики, у них есть такой бригадир, Зайцев. Они подъезжают, ни на кого не обращают внимания, все грузят и увозят. Так бывало чаще всего. Еще были погромы от движения «SERB» (радикальная националистическая организация. — Ред.). К моменту, когда они пришли на мост, мы их уже хорошо знали. Начинали они на наших пикетах еще тогда, когда Боря был жив, гоняя нас на наших пикетах в поддержку Украины.
Все эти порции облива зеленкой, мочой и прочей гадостью для нас не были чем-то новым. Третья категория — пьяные, неадекватные, или просто агрессивные люди. Идет и вдруг начинает ведра с цветами сшибать. Если сильно агрессивный человек, я своим говорю, лучше отходите, нам еще долго работать… Я знаю, что Боря всегда переживал за людей, мы много с ним на эти темы говорили. Человеческая жизнь не стоит какого-то урода, а мемориал мы восстановим. Они ломают — мы строим.
— Откуда у вас и у ваших соратников мотивация все это делать изо дня в день? Вы же видите, что с каждым днем угроз все больше и риски все выше?
— Это как с верой в бога. Что-то случилось, и человек осознал, что бог есть. Эту мысль он уже не может никуда деть в себе. Он может отходить. У меня лично было отступление. Мы когда отсидели с Борей 10 суток, как раз тогда принимали 212-ю, закон (статья УК РФ о массовых беспорядках. — Ред.). А писали его как будто под меня, потому что у меня было 13 или 16 задержаний за полгода. Моя защитник мне тогда сказала, что что-то происходит. «Надя, твои дела стали все время увозить куда-то. 15 человек задержали, 14 дел лежат, а твоего нету». Много было признаков, что эта история меня касается. И Боря сказал: «Ты мне нужна не в тюрьме, а здесь. Штрафы повышают, людей будут сажать за «несанкты» (несанкционированные митинги. — Ред.), давай уводить людей с площади. Сядут и пострадают многие, но вряд ли мы многого добьемся».
Мы обсудили. И я тогда перестала выходить на «несанкты». Первое время меня ломало, как наркомана. То, что ты выходишь с плакатом, на тебя идет полиция, и ты с товарищем попадаешь в автозак — это был веселый период в жизни, как ни странно. Штрафы были небольшие, не так, как потом, когда как-то у меня накопилось 100 тысяч штрафа.
Боря удивительно умел чувствовать время. Лидеров его поколения много — Лев Пономарев, Боровой, Касьянов, Явлинский, Гудков-старший, Володя Рыжков, но Борис был самым обучаемым, причем самообучаемый. Он видел, как меняется время. А они, кажется, застыли каждый на своем пике. Они — молодцы и спасибо за то, что они стараются делать. Но Боря был совсем другой. Он умел видеть реальность текущую и искать, что дальше делать, и как с людьми говорить.
— А нынешнюю реальность и время вы бы как описали?
— Тьма накрыла город. Как-то так. Есть ощущение, что люди во власти прошли какую-то точку невозврата, когда уже не могут…Они не могут вернуться назад. Меняются представления о морали, представления обо всем. У меня есть ощущение, что там очень много людей эту точку прошло. Чем больше их становится, тем… я наверное, не очень понятно пытаюсь объяснить. Ловишь себя на мысли, что каждое утро, когда просыпаешься, ты уже не ждешь добрых вестей, — смотришь, что еще случилось.
— Слова о тьме люди, которые переживают эйфорию от чемпионата мира по футболу, могут не понять. Многие ведь вообще не замечают репрессий, не знают или не хотят знать об Олеге Сенцове и других. Как это сосуществует?
— А очень легко. Просто люди действительно… Когда мы еще доклады Борины раздавали, я своим говорила: не давайте ответы, если у человека нет вопроса. Если у людей нет вопросов, и проблемы нет. Говорить можно только с тем человеком, у которого возник вопрос. Я ответила?
21.06.2018
Автор Михаил Бушуев
Источник: DW