27.05.2017
Вспоминая Бориса Немцова
Издание GQ
Как Немцов покорял Эльбрус
В 2010 году Борис Немцов водрузил на самой высокой вершине страны флаг, на котором было начертано гордое слово «Россия» и еще два слова: «без Путина». А потом поделился своими впечатлениями на страницах GQ. Публикуем этот рассказ снова в память о Борисе Немцове.
Все началось в январе этого года. Мы вместе с Альфредом Кохом поднялись на невысокую — около полутора тысяч метров — гору Хохриз в Баварии. Ощущения оказались захватывающими. И тогда Кох предложил:
— Хочешь подняться на серьезную гору? Она в России, называется Эльбрус. Я в прошлом году пробовал подняться, но не дошел.
В принципе — почему бы и нет? Я расспросил его о горной болезни и прочих опасностях, но он относился к этому как-то легкомысленно. Конечно, если бы мне было не 50, а, например, 30 или 40, я бы долго думал, стоит испытывать судьбу или нет. А в 50 думать уже поздно — хотелось себя проверить, способен ли ты еще на что-то. Вторая причина, почему я согласился, в том, что мне очень хотелось поднять флаг оппозиции на заоблачную, недостижимую для чекистов высоту.
ЧЕТЫРЕ ГЛАВНЫЕ ОПАСНОСТИ
Эльбрус — довольно опасная вершина. Ежегодно на ней гибнут от 40 до 50 человек. При восхождении на Эльбрус альпиниста ожидают как минимум четыре опасности.
Интересный вопрос: полез бы я на гору, если бы знал заранее о том, насколько они серьезны? Вовсе не факт.
Первая проблема — горная болезнь. На высоте 5600 метров давление не 750 мм ртутного столба, а где-то около 400 мм, и кислорода там почти в два раза меньше, чем на равнине. Профилактика горной болезни — это витамины, аминокислоты и, вы ахнете, виагра (об этом я заблаговременно узнал на специализированном альпинистском сайте). Как виагра действует в горах, для меня было загадкой. Конечно, как физик в прошлом, я понимал, что если давление на такой высоте низкое, то и давление в организме тоже снижается, а это значит, что тебя покидают силы, и каждый шаг в гору — кошмар и мучение. Роль виагры при этом совсем не в стимуляции эрекции — на такой высоте все полные импотенты, и вообще непонятно, для чего существуют женщины, — а в улучшении кровоснабжения всех органов тела, включая мозг. Я, впрочем, голубой таблеткой так и не воспользовался. Тем не менее о том, что такое «смерть мозга», некоторое представление мы получили.
Вторая опасность — трещины ледника. Нижняя кромка эльбрусских ледников издалека кажется похожей на белую кожу с целлюлитом. «Целлюлит» — это огромные трещины, которые происходят из-за таяния льда, а под трещинами текут реки талой воды. Трещина устроена так, что расширяется книзу, если провалишься, зацепиться не за что. Поэтому необходима страховка. На первом же нашем восхождении в трещину провалился Илья Яшин — к счастью, самый легкий из нас, но если бы не страховка и не наша помощь, вряд ли бы он спасся.
Третья опасность, подстерегавшая на Эльбрусе именно нас, довольно экзотична. Дело в том, что на спуске с вершины в штурмовой лагерь мы попали в грозу. Такое, говорят, случается нечасто, но по выражению лиц инструкторов я понял, что произошел реальный форс-мажор.
И наконец, четвертая опасность уже не природная, а социально-политическая. Это ваххабиты. Эльбрус расположен на границе Карачаево-Черкесии (на юге) и Кабардино-Балкарии (на севере, откуда мы и поднимались). О положении в Кабардино-Балкарии, где в августе почти каждый день кого-нибудь убивали, мы имели представление из новостных лент, но и не подозревали о том, что угроза буквально следовала за нами по пятам. На следующий день после нашего отъезда с Эльбруса в районе базового лагеря произошло убийство отдыхавших там милиционеров — бандиты переоделись в форму спецназа.
К счастью, от ваххабитов есть надежная защита — уйти в горы. У всех кавказских народов есть обычай: не подниматься в горы выше, чем пасутся овечьи стада. Это примерно 2500–2800 метров над уровнем моря. Если хочешь уйти от ваххабитов, надо, как говорят знающие люди, «подняться выше баранов». Там камни и ледник, там кончаются альпийские луга. Там нет вооруженных формирований. Туда не долетает эхо сиюминутных проблем. Только представьте себе: на самой высокой вершине страны нет ничего из того, к чему мы привыкли внизу. Нет управляемой демократии, коррупции, ментов, ОМОНа, Лужкова и Колокольцева. Поэтому надпись на флаге, который мы собирались водрузить в тех краях, — «Россия без Путина» — вовсе не утопический слоган. Скорее простая констатация факта.
Дело было за малым — подняться выше баранов.
С ФАШИСТАМИ НЕ ПО ПУТИ
Мы никому не сообщали о своем намерении взойти на Эльбрус, и когда наш флаг оказался на вершине, это стало для президента Кабардино-Балкарии Арсена Канокова большим сюрпризом. В СМИ началась истерика: еще бы, Немцов предательски пробрался на вершину Кавказа, ступая по следам фашистской дивизии «Эдельвейс»…
Бесстыдная клевета! Бригада «Эдельвейс» захватила Эльбрус через южный склон, через «Приют одиннадцати». Этой проторенной дорожкой туристов и сейчас забрасывают на ратраках на высоту 5000 метров, а оттуда они уже идут к вершине. Южный маршрут считается более легким. Мы же выбрали Северный маршрут — трудный и редко используемый.
2 августа мы вместе с Альфредом Кохом, его сотрудником и товарищем Яном Филиппом Мюллером из Баварии и моим соратником по «Солидарности» Ильей Яшиным прилетели в Минводы, а потом на вертолете добрались до базового лагеря. Он расположен на высоте 2500 метров на северном склоне Эльбруса, недалеко от Поляны генерала Эммануэля, с которой в начале XIX века первая русская экспедиция осуществила восхождение по Северному маршруту. Тем же путем предстояло подняться и нам.
Однако восхождение предполагало акклиматизацию. В первый день мы побывали в Долине нарзанов, в Долине замков и на Серебряном источнике. Теперь я могу сказать, что Альпы так же отличаются от Кавказа, как Европа от России. Неописуемая красотища — и отсутствие самой необходимой инфраструктуры. Всё есть — и всё пущено псу под хвост.
Край дикий, неприступный, непредсказуемый и совершенно не обустроенный. Не говоря уже о террористической опасности, из-за которой Эльбрус точно не может стать центром мирового туризма. Хотя очевидно, что восхождение на Эльбрус, горные лыжи и другие зимние виды спорта могли создать десятки тысяч рабочих мест в этом депрессивном регионе. Но для этого наши власти должны по меньшей мере обуздать там террористов. А еще поучиться хотя бы у африканской страны Танзании, где находится самая высокая точка Африки — гора Килиманджаро, — как организовывать туристический бизнес.
Край дикий, неприступный, непредсказуемый и совершенно не обустроенный. Не говоря уже о террористической опасности, из-за которой Эльбрус точно не может стать центром мирового туризма.
Туристический бизнес вокруг Килиманджаро составляет важнейшую часть экономики страны, и Хлопонину с Путиным стоит срочно перенять африканский опыт. Никакой иронии тут нет, есть констатация очевидного факта — кроме высокопарной болтовни о подъеме экономики Кавказа, новых рабочих местах, туризме и борьбе с террором, реальных результатов нет.
Следующие несколько дней мы подбирались к вершине — постепенно, чередуя дерзкие атаки и тактические отступления. Третье августа: подъем к штурмовому лагерю на высоте 3800 метров с возвращением назад. Штурмовой лагерь находится прямо на краю огромного ледника, покрывающего Эльбрус. Там я ощутил первые признаки горной болезни: головную боль и легкую тошноту. Вечером в базовом лагере меня мучила бессонница. То ли от перевозбуждения, то ли от недостатка кислорода в голову лезли дурацкие мысли, и я решил нарушить один из альпинистских стереотипов: будто алкоголь в горах противопоказан. Я предусмотрительно захватил с собой в горы бутылку виски и бутылку коньяка. Доза в 200–300 граммов была вполне достаточной, чтобы спать как младенец и забыть про нехватку кислорода.
Четвертого августа мы опять поднялись к границе ледника и заночевали в палатках. Последний раз в палатке я спал лет тридцать пять назад. За это время палатки стали выглядеть приличнее, и если спальный мешок рассчитан на –10 ˚C, то в нем можно чувствовать себя нормально. Хотя раздеваться перед сном не стоило, потому как выскакивать голышом на мороз по нужде как-то не с руки.
Кстати о нужде: многие мои товарищи, сильные и спортивные люди, отказались идти в горы только из категорического неприятия всей этой романтики — сортир на улице, сделанный на камнях из двух палок, рулоны туалетной бумаги, а еще хуже газеты, невозможность помыться и чистка зубов из кружки с талой водой. Но мы выдержали и это.
Пятого августа мы поднялись по леднику до отметки 4600 метров к знаменитым скалам Ленца (именно там Яшин провалился в трещину). Шестого августа мы отдыхали перед штурмом. В этот день мы узнали, что накануне нашего приезда на склон Эльбруса, где-то около отметки 4800, упал вертолет российских Вооруженных сил Ми-8 последней модификации. Об этом рассказал офицер Саша, фамилию которого я по понятным причинам назвать не могу.
Саша — парень крепкий, боевой, воевал в Чечне. О своей миссии он не мог рассказывать без многоэтажного мата. Миссия его состоит в том, чтобы спасти вертолет от разграбления и поругания альпинистами: снять с него всю авионику и двигатели и не позволить превратить дорогостоящую технику в альпинистский приют. Солдат заставляли ночевать в вертолете. Альпинистское снаряжение Саша покупал на свои деньги. Увы, нашим военным тоже оказалось неуютно выше баранов — там холодно и нечем дышать, и солдаты не смогли даже добраться до вертолета.
— А может, альпинистов попросить? — наивно поинтересовался я.
— Так табуреточник же должен позвонить Шойгу! А это вообще невероятно! — министра обороны РФ Саша величает эвфемизмом «табуреточник» из уважения к его мебельному послужному списку.
— И что будем делать?
— Ничего.
На спасение вертолета Министерство обороны выделило 600 000 рублей. Бюджет министерства — 1 трлн 200 млрд рублей в год. При таком экономном расходовании бюджета хватит ровно на два миллиона подобных факапов, так что налогоплательщики могут быть уверены: обороноспособности страны ничто не угрожает.
ШТУРМ, ДРАНГ И ДОННЕРВЕТТЕР
Штурм начался в половине второго ночи 7 августа и продолжался 17 часов. 11 часов мы штурмовали восточную вершину Эльбруса (5621 метр) и чуть меньше шести часов спускались в штурмовой лагерь.
С нами был один из самых опытных альпинистов России — Юрий Рощин, который имеет титул «Снежного барса» (этот титул присваивается тем альпинистам, которые покорили пять семитысячников, включая Пик Коммунизма и Пик Победы). С Рощиным в связке работала его коллега и помощница Евгения.
Девушка Евгения — молчаливая и довольно замкнутая — по горам не ходит, а бегает. Это особенно поражает, когда высота больше 5000 метров. Ребятам, конечно, было прикольно, что мы оппозиционеры и хотим водрузить антиправительственный флаг. Но Юрий и Женя, как все альпинисты, люди мудрые и остались абсолютно индифферентны к политической составляющей проекта. Видимо, потому они и в горах живут, что не слишком любят все то, что происходит там, внизу. Идея с флагом их не воодушевила, но и не испугала. Максимум — слегка удивила.
Ночью был пронзительный ветер, холод проникал через ветрозащитную и влагостойкую одежду. Температура опускалась до –10 ˚C при ветре 20–25 м/с. Такого перенапряжения физических сил я не испытывал никогда в жизни. Чтобы понять, что происходит при восхождении, советую встать на беговую дорожку, задать уклон дорожки 25–35 градусов (именно такой уклон на Эльбрусе) и очень медленно, с остановками, одиннадцать часов идти по этой дорожке. При этом в спортзале откачивается воздух, а кондиционер гонит в лицо холодный морозный ветер. Так вы получите представление о том, что происходит при восхождении.
Примерно на отметке 4800 метров падает Яшин. Его тошнит, дальше он идти не может. Классическое развитие горной болезни. В течение всего восхождения я глотал витамины и предлагал то же самое делать моим товарищам. Но Яшину это не помогло. Его восхождение закончилось неподалеку от останков российского вертолета. Однако Яшин не был бы стойким оппозиционером, если бы не оставил слабеющей рукой надпись на вертолете (из писчих принадлежностей у нас в этот момент была только упаковка майонеза — пришлось писать им): «Сердюкова и Путина — в отставку!» С чувством выполненного долга он ушел вниз.
На высоте 5200, где заканчиваются скалы Ленца, стало безумно тяжело.
Болела голова, мозг почти отключался, но мы заставляли себя продолжать движение. Каждые 100 метров высоты мы проходили за час-полтора. Я не мог себе представить, насколько медленно может ходить человек. Чтобы сделать шаг, необходимо было три-четыре раза вдохнуть и выдохнуть.
Когда оставалось метров двести, я лег на склон обессиленный и увидел, как мимо меня проходят два альпиниста. Впереди, еле передвигая ноги, шла девушка, за ней в невменяемом состоянии полз ее спутник. Взглянув на меня, девушка произнесла:
— Коля, у меня тоже глюки. Смотри, Немцов лежит.
Я пробормотал, что это не глюки, а действительно Немцов.
— Смотри, он еще и разговаривает, — подметила наблюдательная альпинистка.
Мозг отключался. Я забыл, как называется гора, на которую я иду. Я помнил только, что в названии есть составляющая, похожая на напиток эль, а что там дальше — черт его знает. Единственное, что заставило встать и идти, — это мысль о том, что же я скажу моим друзьям, когда вернусь домой. Стиснув зубы, подбадриваемые Женей и Юрой, мы продолжали ползти.
Потом он затребовал вертолет, который должен был его забрать с вершины вниз. С равным успехом он мог попытаться заказать такси или субмарину.
Примерно в полдень я оказался на самой высокой вершине России и Европы. Чуть позже добрались Альфред и Ян Филипп. Альфред сказал, что его мозг умер и он категорически отказывается спускаться вниз. Он не мог встать, даже для того чтобы сделать фотографию. Потом он затребовал вертолет, который должен был его забрать с вершины вниз. С равным успехом он мог попытаться заказать такси или субмарину — вертолеты на 5600 не летают, им тоже нужен кислород.
Ян Филипп выглядел чуть лучше, но тоже имел страдальческий вид. Он даже не хотел фотографироваться, чтобы потом не испугать своих близких. Тем не менее ряд фотографий мы сделали. Одна из них — со знаменем «Солидарности» на самой высокой точке России — предмет моей гордости. Под нами, где-то внизу, Большой Кавказский хребет.
На вершине мы были около получаса. Шестичасовое возвращение превратилось в кошмар. Оно сопровождалось грозой с градом, все молнии попадали в гору, поскольку она самая высокая точка на Кавказе и притягивает к себе электрические разряды. А поскольку мы были в металлических кошках и шли с лыжными палками, периодически нас ударяло током. Ток протекал с левой ноги на правую или наоборот (я плохо помню) через гениталии. Мужчины меня поймут. Наши инструкторы сообщили, что нам надо стремительно спускаться, и чем быстрее мы с вершины спустимся, тем больше шансов, что нас не убьет током.
Дойдя до скал Ленца, Ян Филипп, я и Женя остановились и стали ждать Коха. Он шел очень медленно и отставал от нас на полтора часа. Но идти без него было нельзя: впереди были трещины, которые надо проходить в связке. Когда Алик пришел, мы, еле передвигая ногами, стали спускаться вниз. И тут увидели, что навстречу идут ребята из МЧС, которых в связи с форс-мажором, случившимся в горах, вызвал Юра Рощин. Слава Богу, что они вышли нам на помощь. Буквально через полчаса спуска в трещину попал Ян Филипп, которого спас сотрудник МЧС по имени Толя.
Все-таки круто, что я это сделал!
Где-то на спуске из штурмового лагеря нам встретилось первое стадо баранов.
— Наконец-то появился первый электорат «Единой России», — раздраженно пошутил Илья Яшин. Он так и не побывал на вершине Эльбруса, у него все впереди.
«Весь мир на ладони, ты счастлив и нем, и только немного завидуешь тем, другим, у которых вершины еще впереди», — пел Высоцкий в фильме «Вертикаль», и я категорически согласен с ним в первом пункте, но не согласен во втором. Я совершенно не завидовал Яшину и всем прочим, кому еще только предстоит весь тот кошмар, который мы вытерпели. Но все-таки круто, что я это сделал!
Очухавшись, Алик Кох зовет меня опять сходить на Эльбрус или подняться на Килиманджаро. Я не спешу говорить «да». Впрочем…
10.08.2010