14.12.2020
Интервью с Борисом Немцовым
Июль 1998 года
Радио Свобода. АРХИВ 1997-2004
Выборы — 98
Интервью с Немцовым
09 июля 1998
Ведущий Михаил Соколов
Михаил Соколов:
В эфире еженедельная программа московской редакции радио «Свобода» «Выборы-98». Лидер движения НАШ ДОМ — РОССИЯ Виктор Черномырдин зарегистрирован 8 июня кандидатом в депутаты ГД России по Ямало-Ненецкому избирательному округу. Мало кто сомневается в победе бывшего премьера 27 сентября; в победе над пятью соперниками, политиками местного масштаба, в газодобывающем регионе, развитию которого Черномырдин отдал 2 десятка лет жизни. Но надолго ли Виктор Черномырдин может стать лидером думской фракции НДР? Ведь его соратники, например, первый вице-премьер ГД Владимир Рыжков, прогнозируют из-за финансового кризиса и обострения отношений правительства и ГД возможность досрочных парламентских выборов, вместо декабря, в марте-апреле 1999 года.
Кто может чувствовать себя спокойно перед такими выборами? Лишь стабильная левая оппозиция. Только что в Бурятии 21 июня блок коммунистов и их союзников получил 31 из 64 мест в Народном Хурале. С чем Россия может прийти к досрочным или очередным парламентским выборам 1999 года, мы поговорим в программе «Выборы-98» с вице-премьером российского правительства Борисом Немцовым.
В последнее время вице-премьер российского правительства Борис Немцов демонстративно отошел от приносившей ему популярность публичной политики, взяв на себя в новом правительстве незаметную текущую хозяйственную и оперативную работу. За полтора года работы в двух составах правительства у Немцова были успехи, например, снижение тарифов на услуги естественных монополий; были очевидные неудачи, вроде кампании по пересаживанию чиновников на отечественные автомобили; были акции, вызывавшие в обществе неоднозначную реакцию, например, принятие окончательного решения по захоронению останков императора Николая II и членов его семьи. Немцов спорил с Юрием Лужковым и вполне спокойно общался с Александром Лебедем. Его высмеивали некоторые средства массовой информации, чьим хозяевам не по душе жесткие меры по наведению финансового порядка и последовательное проведение принципов честной игры на конкурсах по приватизации и тендерах на выполнение госзаказов. Даже изрядно потускнев, Борис Немцов является в составе нынешнего кабинета почти единственным радикальным политиком и в то же время эффективным управленцем, способным проводить жесткие решения. Политические аналитики поставили на Немцове крест как на популярном политике, способном занять президентский пост, но вице-премьера в момент тяжелого финансового кризиса беспокоит не собственная политическая судьба.
Борис Ефимович, в последнее время вам уже не задают один такой вопрос, с которым надоедали, не спрашивают, будете ли вы баллотироваться в президенты России в 2000 году. Скажите, вы довольны, что вы убедили публику?
Борис Немцов: Конечно, доволен. Зачем тысячу раз отвечать на один и тот же вопрос? Хотя бывает аудитория, где этот вопрос звучит, но звучит скорее из вежливости, а не из желания услышать что-то новое.
Михаил Соколов: С другой стороны, хорошо ли то, что в правительстве, которое в достаточно сложном положении и не имеет такой серьезной, сильной поддержки в Государственной Думе или еще где-то, в составе правительства нет ни одного человека, которого бы всерьез рассматривали как прямого продолжателя дела нынешнего президента, то есть человека, который может в 2000 году принять эстафету?
Борис Немцов: Знаете, это и не мешает, и не помогает правительству, отсутствие или наличие такого человека. Для самого официального преемника, могу сказать это не понаслышке, это довольно тяжелая, а иногда и гнусная обязанность, которая сопровождается массой всяких неприятностей, нападками, во-первых, со стороны потенциальных конкурентов, во-вторых, со стороны магнатов, которые стоять за этими конкурентами. В общем, ничего хорошего это ни официальному преемнику, ни правительству не несет. Поэтому отсутствие в правительстве официального преемника — это в какой-то степени гарантия стабильности работы правительства, и я очень рад, что именно так оно и случилось.
Михаил Соколов: Вы считаете правительство сейчас принципиально отличающимся от правительства Черномырдина-Чубайса-Немцова, от того состава?
Борис Немцов: Сильно изменилась психологическая атмосфера в лучшую сторону, гораздо меньше стало интриг, выяснения отношений, нет той подозрительности и затаенности, которая существовала в предыдущем правительстве в той или иной степени, безусловно, иногда в большей степени, иногда в меньшей. Правительство выглядит более монолитным и спокойно работающим, несмотря на бури вокруг, чем это было раньше.
Второе, что отличает, это гораздо большая психологическая и идеологическая совместимость, правительство более монолитно. Единственное, что резко ухудшает ситуацию, это объективные факторы, которые ничем иным, как словом «кризис», не назовешь.
Михаил Соколов: Если говорить о кризисе, скажите, вот вы были в составе прошлого правительства, вы личную ответственность чувствуете за то, что страна оказалась на грани такой долговой, финансовой катастрофы?
Борис Немцов: Конечно, нет.
Михаил Соколов: Почему?
Борис Немцов: Дело в том, что истоки кризиса, по большому счету, возникли в 60-х годах этого века, когда начались первые советские займы для покупки продовольствия, в частности зерна. В момент окончания эпохи Горбачева внешний долг страны превысил 110 млрд. долларов. И второй как бы источник уже современного тяжелого состояния — это начало эмиссии государственных бумаг, то есть 1993-94 годы. В момент, когда я пришел в правительство, фактически глубокий финансовый кризис был уже предопределен. Почему? Потому что были выпущены очень высокодоходные бумаги перед президентскими выборами, то есть перед 1996 годом, далее доходность бумаг с нашим приходом стала резко падать, то есть ситуация в России стабилизировалась, если вы помните, она упала аж до 17 процентов годовых, но потом исключительно из-за внешних факторов, я хотел бы это подчеркнуть, исключительно из-за внешних факторов в ноябре месяце доходность стала расти, наступила первая волна финансового кризиса в России, а потом еще две волны. То есть высокодоходные бумаги, которые надо погашать, плюс ноябрьские высокодоходные бумаги слились в резонансе; надо было погашать и те, и другие в течение апреля-мая-июня, и вот резко завышенные долговые обязательства страны и стали источником кризиса.
Теперь, если посмотреть на мою роль, когда причины выяснены, то станет ясно, что правительство Черномырдина, Немцова и Чубайса, вот именно это правительство, то есть правительство образца марта 1997 года, ответственности за кризис не несет.
Михаил Соколов: Могут сказать, что вы недостаточно были активны с поисками других источников финансирования, раз; «Роснефть» не смогли продать или премьера не сумели убедить и сокращали расходы бюджета, зная о финансовом кризисе, также недостаточно активно.
Борис Немцов: Кризис был бы, даже если бы мы продали «Роснефть» в прошлом году и даже если были бы произведены беспрецедентные сокращения расходов, как это случилось в этом году. Масштабы его были бы не меньше, поскольку причины слишком глубоки, но я согласен с вами, что надо было использовать все возможности, и в этом смысле медлительность, с которой принималось решение по «Роснефти», а у нас были возможности, я вам прямо скажу, продать «Роснефть» в августе прошлого года, не этого, а прошлого года, нужно было просто политическое решение премьера, и точку можно было на этом ставить.
Что касается сокращения расходов, конечно в предыдущем правительстве такого рода решения практически были неосуществимы, просто потому, что эти решения могут приниматься у нас в России только тогда, когда грянет гром.
Михаил Соколов: Ну вот гром грянул, вы внесли в Государственную Думу антикризисную программу или, если так блудливо говорить, стабилизационную. Как вы будете, собственно, ее проводить, если уже видно, что Дума часть законов отвергает вообще, часть законов изменит в этом пакете, а времени осталось, по разным подсчетам, не больше месяца, если не принимать мер?
Борис Немцов: Во-первых, я должен сказать, что депутаты значительное количество законов уже просто приняли. В частности, они приняли налоговый кодекс во втором чтении, как-то незаметно это прошло. То же самое касается бюджетного кодекса, они его приняли. Они приняли ряд важных решений по малому бизнесу, в частности они приняли в первом чтении закон о вмененном налоге, то есть о патентной системе для малого предпринимательства. Они, я думаю, примут закон о налоге с продаж, у них всего нескольких голосов не хватило. Надеюсь на то, что они, хоть вам это и не нравится, примут закон о подоходном налоге, но на самом деле это действительно позволит закрыть лазейки для тех, кто сейчас не самый бедный в России, и тех, кто получает заработную плату или доходы через так называемые кредитно-депозитные схемы. Уже хотя бы ради этого стоит принимать указанные законы. Что касается его отрицательных черт, то они нам хорошо известны, но просто в условиях, когда вопрос стоит так: Россия — банкрот или Россия не банкрот, — я думаю, что приходится жертвовать кое-какими привилегиями, которые были в предыдущем законе о подоходном налоге. Привилегиями для тех, кто, например, вкладывает деньги в строительство жилья.
Кое-что они не приняли. В частности, они не приняли закон о единой ставке НДС, НДС по отгрузке, это правда. Зато приняли и примут еще все законодательство, связанное с монополизацией рынка спирта и водки. Это, кстати, значительные источники доходов не только для федерального, но и для региональных бюджетов, поскольку там 50 на 50 распределяются средства.
Тем не менее довольно неприятно вот то, что они не приняли в отношении налога на добавленную стоимость, но я думаю, что мы постараемся этот вопрос решить. Во-первых, еще не вечер, они соберутся в середине июля. Во-вторых, если они до середины июля не примут, то тогда наши юристы, слава богу, в правительстве и в президентской администрации есть талантливые юристы, будут работать над тем, как принять эти решения иными нормативными актами.
Михаил Соколов: На ГосДуму будет оказываться политические давление?
Борис Немцов: Я считаю, что гораздо более эффективен, хотя это вам может показаться странным, режим прямого диалога с влиятельными депутатами. При этом ориентация депутатская, за исключением экзотических случаев, там Жириновский, допустим, вот она значения не имеет. Я сейчас поясню просто, что это особый случай.
Михаил Соколов: Понимаете, вас так поймут, что вы как будто хотите подкупить?
Борис Немцов: Нет. Во-первых, я в этом никогда не был замечен и не буду. Во-вторых, я должен сказать, что многие депутаты, даже так называемая оппозиция, коммунисты, допустим, они понимают, что народный гнев и такой бессмысленный и беспощадный русский бунт коснется и их лично и сметет их тоже. Я не думаю, что в случае действительно реальных волнений в стране Зюганов останется лидером коммунистов, слишком он для этой цели негодящий. Годящиеся больше — Анпилов или радикалы внутри КПРФ, их фракции в парламенте, таких тоже много: Виктор Илюхин, Альберт Макашов, Астраханкина — в общем, много можно найти действительно сверхрадикальных ультра-левых депутатов, которые в условиях такой псевдореволюционной пены постараются перехватить лидерство у Зюганова. Он это понимает, поэтому даже самая крупная фракция должна опасаться возможных последствий, и это стимулирует к более интенсивной умственной работе, умственной деятельности. Я не говорю уже про фракции более либеральной, центристской ориентации, которые, просто исходя из своих идеологических соображений, понимают, что сползание в долговую яму — это катастрофа для страны и этого допустить нельзя, даже если правительство не очень нравится. Я имею в виду Явлинского, я имею в виду «Наш дом — Россия», фракцию «Регионы России» и в какой-то степени даже фракцию ЛДПР, потому что для Жириновского, например, досрочные выборы — это тоже политическая катастрофа, он может просто не пройти.
Михаил Соколов: Шахтеры. Что вы будете делать с этим ударным отрядом; такая краса и гордость революции, которая по любому поводу выходит теперь на рельсы? В конце концов, это некий такой фитиль, который все время вот-вот может взорвать другие слои.
Борис Немцов: Вы знаете, я проблему знаю изнутри, да? У меня есть глубокое убеждение, что вот последний выход шахтеров в Анжерке на рельсы не связан с ухудшившимся социальным и экономическим положением шахтеров. Они, конечно же, не живут припеваючи, безусловно государственная помощь, которая в полном объеме им оказывается, недостаточна, но в то же время положение шахтеров нынешних, оно никак не ухудшилось, даже немного улучшилось по сравнению с тем, что было мае.
Причина в ином. Причина в том, что и на региональном уровне, да иногда и на федеральном уровне, есть политические силы, которые пытаются использовать шахтеров в своих корыстных целях.
Михаил Соколов: Вы имеете в виду тех, которых называете олигархами?
Борис Немцов: Нет, абсолютно. Я не хотел бы уточнять, это легко догадаться без уточнения; пытаются использовать их в корыстных целях, пытаются оседлать движение, которое может в принципе принести политические дивиденды, хотя дастся это ценой единства страны. Я считаю, что в отношении этих граждан, в том числе и на региональном уровне, должны быть предприняты самые жесткие меры.
Михаил Соколов: Что значит «меры»?
Борис Немцов: У федерального правительства огромное количество возможностей, в первую очередь в сфере финансов и собственности, чтобы охладить пыл любого, даже самого радикального политика. Иногда, правда, не хватает решительности, но я думаю, что как раз сейчас не тот случай, просто не тот случай, чтобы не быть решительными. Если мы этого не сделаем, то просто страна расчлениться на куски, все магистрали перекроют. А что связывает, собственно, Россию? Транссибирская магистраль. Если она не будет работать, значит, не будет функционировать страна.
Михаил Соколов: Если говорить об отношениях власти в обновленном виде и тех, кого вы, опять же, называете олигархами, финансовыми воротилами. Раньше было понятно, против вас лично, например, выступают Гусинский, Березовский, их структуры, есть какие-то люди, которые не нападают на правительство или ему сочувствуют. Что изменилось, когда начался вот этот финансовый кризис? Есть то, что называют как бы в шутку «водяным перемирием», или нет?
Борис Немцов: Поначалу казалось, что олигархи напуганы последствиями кризиса и готовы сотрудничать даже с ненавистным им правительством. Ненавистным почему? Потому что правительство сразу заявило, и премьер-министр об этом говорил, о равноудаленности от любого бизнеса и заявило о том, что власть готова сотрудничать с бизнесом, но это сотрудничество не может приводить к бесплатной передаче собственности, распоряжению финансовыми средствами, в общем-то значительными, и каким-то иным преференциям, которые раньше имели олигархи. Однако события с «Газпромом» показали, что сотрудничество и мирное сосуществование, так это назовем, продолжалось недолго. Дело в том, что когда они поняли, что правительство действительно будет требовать сбора налогов, притом «Газпром» — это же хоть и крупный, но всего один налогоплательщик, ясно, что за «Газпромом» придется платить олигархам. Когда они поняли, что федеральное правительство может усилиться, когда они поняли, что их позиции, в том числе и в Кремле, ослабнут, корыстный интерес взял верх и поэтому те, кто владеет электронными СМИ, двое вами названные, вот они, конечно, забыли про патриотизм, по крайней мере такой на словах, и пошли в атаку на власть, которую не собираются, я думаю, останавливать просто потому, что им не нужно сильное государство вот в том смысле, в котором я сказал. То есть им не нужно правительство, которое нельзя купить, им не нужно правительство, которое может и умеет собирать налоги, им не нужно правительство, администрация, которая готова слушать советы, но не слепо следовать им и не делать то, что противоречит интересам страны. Тут какой-то момент истины настал. Для меня-то, собственно, их поведение было очевидным и предсказуемым, для некоторых членов кабинета это было достаточно удивительным, кто-то не теряет надежды на то, чтобы все успокоилось и встало на свои места. Я думаю, что на самом деле они слишком корыстны и слишком безответственны, чтобы в ситуации, когда надо действительно жертвовать, в том числе и своими материальными благами, они смогли бы занять государственническую позицию. У меня на этот счет никаких иллюзий нет. Хотя я считаю, что во все времена, когда в стране финансовый кризис, состоятельные люди помогают в стране. Притом помогают не добрым советом, от которых уже тошнит, я извинясь, а помогают просто материально. Притом если не хотят добровольно материально помогать, то их заставляют это сделать принудительно. Это выглядит следующим образом: выпускается, сразу говорю, нерыночный заем, и они этот заем покупают, а деньги тратятся на то, чтобы решить многочисленные проблемы, какие есть в стране.
Михаил Соколов: Если говорить о «Газпроме», вот такая форма наступления на «Газпром», она ведь многим оказалась, в том числе благодаря упомянутым вами электронным СМИ, не очень понятна. Люди недоумевают, кто все-таки выиграл этот поединок за налоги, и не понимают, почему все было вот так вот неожиданно, с утра одно, вечером другое и так далее?
Борис Немцов: И с утра, и вечером было одно, а именно: власть заявила о том, что даже такие великие и могущественные компании, как «Газпром», должны платить налоги. К вечеру ситуация стала абсолютно ясной для всех, по крайней мере для всего мира: курс акций, который в один день опустился на 13,5 процентов, на следующий день поднялся на 16 процентов. То есть курс акций до того, что делало правительство, и после вырос, и для большинства населения планеты стало ясно, что правительство действует правильно. Владельцы электронных СМИ пытались напустить туман, естественно, потому что они поняли, чем закончилась эта история, а история закончилась тем, что «Газпром» подписал акт о том, что он будет регулярно платить налоги. Это, кстати, ни много ни мало 4 млрд. рублей в месяц или 30 процентов всех бюджетных поступлений. То есть «Газпром» согласился платить на полтора миллиарда больше, а мы будем платить за поставленный для федеральных нужд газ. Вот, собственно, и весь режим соглашения…
Михаил Соколов: Но Shell отказался покупать?..
Борис Немцов: Секундочку. Все настолько очевидно и просто, что потребовались невероятные такие информационные усилия, чтобы, я извиняюсь, запудрить людям мозги. Все равно не удалось, все все поняли в конце концов, но тем не менее попытались.
Теперь в отношении «Роснефти». Shell и не хотел покупать «Роснефть». За две недели до того, что случилось с «Газпромом», Shell, ссылаясь на плохую конъюнктуру рынка уже у себя приняла решение о том, чтобы не покупать «Роснефть», а тут подвернулся замечательный, прекрасный случай, которым и воспользовались опять-таки те, кто пытается решать свои личные проблемы, и все решили свалить на нерадивое правительство, которое не вовремя стало собирать налоги с «Газпрома». Представительство Shell даже постеснялось говорить о том, что история с «Газпромом» хоть как-то повлияла. Представительство Shell говорило другое: что плохая конъюнктура рынка и проект, на их взгляд, может не окупиться.
Михаил Соколов: Многие воспринимают эту историю с «Газпромом» как такой отчетливый сигнал для Международного валютного фонда, что правительство всерьез занимается реформированием экономики и заслуживает получения 10-15 млрд. долларов.
Борис Немцов: Дело вот в чем: представительство Международного валютного фонда несказанно удивилось, когда узнало о том, что мы сделали со сбором налогов у «Газпрома», удивлению не было предела. У нас сейчас все в стране по указке МВФ, — пытаются представить, — происходит, да? На сей раз это просто такая жизненная необходимость: не будем собирать налоги — не будет страны.
Михаил Соколов: Но кредит-то сейчас жизненно необходим, без него не обойтись уже, видимо?
Борис Немцов: Кредит сильно улучшит ситуацию, это правда. Собственно, какие требования? Очевидные, да? Научитесь собирать налоги, мы вам дадим денег, говорит МВФ. Что в этом крамольного, я не понимаю.
Михаил Соколов: Отдавать надо будет.
Борис Немцов: Ну, во-первых, кредиты МВФ… Вот я вам сейчас хочу просто прояснить, почему кредиты МВФ так привлекательны для всего мира, не только для России, — это самые дешевые кредиты, там 1 или 1,5 процента годовых надо по ним платить. Даются они на значительный срок, как правило, многолетнее время погашения. Это не занимать на рынке ГКО под 70 процентов, это я вас уверяю. То есть это очень выгодно для страны. Это длинные дешевые деньги.
Михаил Соколов: Я хотел бы сейчас перейти вот к какой теме. Все-таки в течение года, пока вы будете проводить достаточно тяжелую политику для людей, жесткую экономию, страна подойдет к парламентским выборам. Собственно, с чем вы ее приведете к декабрю 1999 года, если все пойдет так, как вы хотите?
Борис Немцов: Давайте по-другому сформулируем. Если мы не будем принимать никаких действенных, пусть и болезненных мер, то я вам гарантирую досрочные парламентские выборы, второе, победу радикальных сил на этих досрочных выборах и эскалацию напряженности в стране до беспредела. Причем предсказать, как будет протекать революция, невозможно, как когда зажигают спичку в бочке с керосином, то никто не может предсказать, куда полетят осколки.
Михаил Соколов: Вы хотите сказать, что революционная ситуация в стране?
Борис Немцов: В стране тяжелая просто ситуация может случиться, если мы ничего не будем делать. Поэтому у нас, собственно, и выбор-то такой ограниченный. Мы вынуждены принимать решения. Если эти решения в полном объеме будут приняты, они приведут к болезненной реакции, но выздоровление уже будет чувствоваться перед парламентскими выборами, и это обнадеживает. Это дает возможность верить, что во время парламентских выборов какие-то сверхрадикальные политические силы не захватят власть, законодательную власть я имею в виду, в стране.
Михаил Соколов: Победа Лебедя в Красноярске — это для вас сигнал?
Борис Немцов: Нет. Да что так все вокруг генерала Лебедя носятся, сигнал — не сигнал? Я вообще Лебедя не отношу к радикальным политикам, просто не отношу. Он, конечно, человек необычный, для многих он кажется экзотическим, для некоторых он кажется опасным, но он явно не радикальный, хотя твердо сформулировать, какие у него взгляды, я не могу; по-моему, он сам не может; но то, что он не радикальный, то, что он не Анпилов, то, что он даже не Жириновский образца 1993 года, то, что он не какой-то черносотенец, я могу сказать совершенно четко.
Михаил Соколов: Но получается, по многим прогнозам, что выбор будет между Лужковым и Лебедем для тех, кто не хочет голосовать за Зюганова. Хорошо ли это для страны?
Борис Немцов: Плохо, когда у страны узкий выбор. На самом деле, так честно, да, если бы у меня был такой узкий выбор, то мне было бы очень трудно выбрать кого-нибудь из этих двоих, просто очень трудно. Но я надеюсь, что все-таки у России есть и иные возможности.
Михаил Соколов: Все надеетесь, что появится кто-то другой, кто будет не менее популярен, за год, за полтора, за два? Вы же не баллотируетесь?
Борис Немцов: При чем здесь я? Но я очень бы хотел в это верить.
Михаил Соколов: Скажите, а вот президент… Вы с ним общаетесь, он понимает, что у него нет сейчас фигуры, на которую он может опереться и сказать, что этот человек будет в 2000 году продолжать его дело?
Борис Немцов: Наш президент понимает это, и я думаю… Это мои догадки, безусловно, я думаю, что это сильно его мучает.
Михаил Соколов: Но времени-то остается все меньше, и опять же ситуация трудная. Вы как-то, как говорится, пустили дело на самотек, получается? То есть правительство занимается технологическими вопросами, а политикой никто не занимается? Стратегией?
Борис Немцов: Знаете, вот эта история о том, что правительство занимается технологическими вопросами и не занимается политикой, это либо лицемерие, либо просто незнание предмета. Конечно же, политикой занимается правительство, экономической в основном, но сейчас от решения экономических проблем зависит и судьба и выборов, и судьба парламента, и судьба президентских выборов, поэтому правительство занимается очень большой политикой. Можно заниматься какими-то иными вопросами, например, поиском того или иного кандидата, который мог бы выступить от партии власти в 2000 году. Допустим, активно кто-то этим занимается, представим себе. Ну и что? Если экономическая ситуация такая, как сейчас, у этого человека шансы равны нулю, пустая трата времени. Поэтому я не считаю, что все потеряно, с точки зрения 2000 года, и у граждан России не будет выбора. Я не считаю, что нужны какие-то сверхактивные действия, например, президента по поиску себе преемника, просто потому, что это не очень рационально.
Михаил Соколов: А как вы себе все-таки мыслите нынешнюю ситуацию, с точки зрения политико-символической? Вот вы занимаетесь сейчас похоронами Николая II. Дело не очень веселое. И, как бы казалось, оно может способствовать такому примирению в обществе, а в итоге это сейчас как бы превращается многими в некий фарс. Вам не обидно за то, что вы за это взялись?
Борис Немцов: Я очень горжусь тем, что судьба так определила. На самом деле судьба, потому что совершенно случайно я возглавил эту комиссию по идентификации останков Николая II и его семьи и близких. Судьба так определила, что я сумел это дело довести до конца. Я считаю, что даже тяжелые финансовые потрясения, различные смены правительств не войдут в исторические книжки и в учебники по истории России 20-го века, а то, что случится 17 июля, погребение останков, войдет обязательно. Причем войдет как акт покаяния и примирения и как действительно значимое для судьбы страны событие. Я далек от мистического восприятия этого, но тем не менее у меня есть какая-то внутренняя уверенность, что это мое дело будет восприниматься нашими потомками с благодарностью, в отличие от многих других, в том числе, и моих дел.
Второй момент. Мне кажется крайне важным то, что проделала наша комиссия, а именно: она установила, что это действительно останки Николая II. Ошибка, которая при этом допущена, одна стомиллиардная. Поскольку население Земли, даже нынешнее население Земли чуть более 5 миллиардов, то сомневаться в подлинности этих останков могут только мракобесы.
Михаил Соколов: Скажите, оппозиция церкви вас не смущает? Все-таки она претендует на роль как бы высшего арбитра сейчас в обществе, и она не на вашей стороне?
Борис Немцов: То, что случилось вот с этой историей и с позицией церкви, это не что иное, как спор между научным знанием и политикой, и конъюнктурой. Может быть, кому-то это покажется резким, но это правда. Церковь не исходила из выверенного, тщательно, многократно проверенного учеными разных стран заключения, а церковь исходила из своих внутрицерковных отношений и межцерковных отношений, что, на мой взгляд, никакого отношения к истине и торжеству исторической справедливости не имеет.
Михаил Соколов: Вы считаете торжеством исторической справедливости, когда царя хоронят, а Ленина нет?
Борис Немцов: Всему свое время.
Михаил Соколов: Борис Ефимович, а что вы почувствовали, когда вы увидели кадры на НТВ, когда Евгений Киселев нарисовал на вас жирный крест и сказал, что, ну, типа Немцову, как политику, конец, мы его вычеркиваем, изымаем из рейтингов, нам он неинтересен?
Борис Немцов: Я почувствовал, что квалификация журналиста не очень высокая. Вообще, когда знаешь, чем продиктованы те или иные слова, когда понимаешь, какие даны установки диктору, в данном случае Киселев выступал в качестве обычного диктора, который читает чужие тексты, то обижаться, грустить, печалиться по такому поводу не нужно. Зачем?
Михаил Соколов: Вы хотите сказать, что вы получили за дело?
Борис Немцов: Я хочу сказать, что люди, которые со мной борются, воспринимают меня как серьезного противника.
Михаил Соколов: Это было эксклюзивное интервью программе московской редакции радио «Свобода» «Выборы-98» вице-премьера правительства России Бориса Немцова.